Последний день…
Усталая напрочь Шанелька уже легла, насыпав в большую клетку опилок и корма, выгуляв принца и позаботившись о Марьяччо, и вдруг села, моргая и откидывая одеяло. Завтра, вернее, уже сегодня, вон за шторами светлеет, оказывается, последний полный день ее московских каникул? Как обычно и бывает, если дни наполнены интересным, казалось, она тут целую вечность, и одновременно — вечность промелькнула в секунду.
— Марьяччо, — вполголоса позвала и кот пришел, улегся на колени, укрытые одеялом, затоптался, намешивая себе уют. И замурлыкал, прикрывая голубые глаза.
Шанелька положила руку на маленькую башку. А еще нужно купить билет обратно, и подумать, что же делать с котом, везти его домой? И как жалко, что нет впереди еще пары дней, а лучше, еще недели, потому что совсем рядом стоит новая сказка, ждет, пока еще тихо, и боязно, а вдруг она так же тихо уйдет, размываясь в реальности, решив, ну если тебе до меня нет дела…
Но ложась снова, Шанелька ужасно вдруг заскучала по маме, Тимке и своим котам. А еще библиотека и ее там ждут. Иногда она в шутку, но вполне сердито упрекала ученых, что ж вы никак не придумаете нормальной телепортации, сейчас сгоняла бы домой, или утром — позавтракала со своими, после вернулась. Помочь Криси с ее новыми питомцами. А еще тут, в ее квартире, так славно пишется. Тогда я совершенно не успевала бы ни-че-го, возразила себе Шанелька, закрывая глаза. И вообще, хватит ломать голову, нужно поспать, чтоб не отрубаться, спят они действительно мало, а женщинам так нельзя, кругом про это пишут и говорят.
Будет утро, думала Шанелька, соскальзывая в сон, и будет день, а пока я посплю. Утром позвоню Крис, узнаю, нормально ли добрался Азанчеев.
Глава 17
А Крис проснулась немного раньше, чем Шанелька легла.
Открыла глаза в невысокий потолок, расписанный светлыми по белому бесконечными точками и спиралями, и какое-то время просто лежала, скользя взглядом и будто покачиваясь, утекая по начерченным светлым тропинкам. Это было очень прекрасно, успокаивало. И спокойно продолжая радоваться медленному движению сна, она повернулась на бок, переводя глаза на стену. С окном, в поперечных полосках белых жалюзи. Заморгала и села, оглядываясь по сторонам.
Это была белая спальня, совершенно белая, вернее, сотканная из близких оттенков разной степени белизны. Белые плоскости шкафов и спинок большой кровати. Чуть теплый приглушенный свет светильников-панелей в белых стенах. Кремовое постельное белье с кружевной полосой через покрывало. Голубоватый, на грани белого, пушистый ковер, и пузатые глянцем вазы цвета слоновой кости, на белых прикроватных тумбочках. В вазах стояли розы — почти черная у изголовья Крис и снежно-белая с другой стороны. Там постель была нетронутой, подушка круглилась без вмятин и край покрывала заправлен под матрас.
Крис опустила ноги на пушистый ковер и наклонилась, разглядывая их — босые, смуглые на белом. Встала, придерживая у груди стащенное с постели покрывало. Сбоку темнел дверной проем, без двери, и за ним еле видны были блики на паркетном полу.
— Что за… — она удостоверилась, что, хотя бы белье на ней есть, завернулась в покрывало и, поддергивая длинный край, чтоб не волочился по полу, попадая под ноги, прошла сначала к окну, оглядываясь на темный проем и прислушиваясь.
Вид за прозрачной шелковой шторой ничего ей не говорил. Блестели каплями круглые головы фонарей, перечеркнутые уже голыми ветками, красиво-графичными. Уходила под кроны деревьев подъездная дорога, тоже блестела, мокрая. Вдалеке горстями огней сияли какие-то московские высотки, все как одна знакомые, но в темноте, по очертаниям Крис спросонья никак не могла сообразить, что именно перед глазами. Она отпустила штору и на цыпочках вернулась. Увидела на мягком пуфике свои вещи: атласный кафтан с вытканными драконами в тон алому фону, черные брючки. И сумка. В сумке — мобильник. Она вытащила его, сжала в руке. Потом, спохватившись, положила, быстро одеваясь. Натянула носки. И снова взяла, перелистала, открывая номер Шанельки. Держа в опущенной руке, тихо направилась к дверному проему.
Длинный коридор вел блестящую паркетную дорожку к другому проему, мягко освещенному и завешенному бисерной шторой. Крис прикусила губу и подкралась, стараясь не трогать штору из тысяч нанизанных прозрачных капель. За шторой открылась ей кухня, такие примерно она видела в каталогах, невероятно стильные и богатые, с никелированными поверхностями кухонных приборов, со стойкой темного дерева, над которой сверкали перевернутые бокалы. В ночной тишине еле слышно ворчал большой холодильник, край его тоже был виден — графитово-серебристый, как автомобиль. Крис плавно отвела штору и вошла в мягкий свет, льющийся из-под низко опущенного над стойкой плафона. Кухня была пуста. Блестели в широкой плетеной вазе яблоки и апельсины, рядом в узкой, карандашом, вазочке, стояла — снова роза, снова белая, с одним зеленым листком. Такая правильная, что Крис потрогала стебель, убедиться — живая.