И что раздражало — никаких примет живущего тут человека. Ни фотографий в рамочках, ни смятой квитанции, ни записной книжки.
Вот только на стенах акварельные пейзажи и пара портретов: красавица в широкополой шляпе, с собакой, платье вздулось пузырем от ветра, вода блестит от мокрого солнца. И живописный старик с яркими леденцами на деревянных палочках.
А в конце коридора, за поворотом в маленьком тупичке оказалась еще одна дверь, совершенно нормального вида, без всяких арок, но — Крис осторожно толкнула, нажала на ручку — запертая. Подергав, Крис постояла, колеблясь. Если это единственная запертая в квартире дверь — резонно предположить, что в ней все разгадки. Если конечно, это не кладовка, полная хлама. Но само понятие хлама совершенно не сочеталось с увиденным. Тут даже мусор наверняка самоуничтожается, решила Крис, или просто не образовывается, настолько все прилизано, аккуратно и стильно. Нужно просто обуться и уйти. Но снаружи ждала ее глухая, каплющая дождем ночь. И замок на входной, вдруг она не сумеет его открыть?
Крис уже шла обратно, по коридору, освещенному теперь из всех арочек по сторонам, когда за входной дверью скрежетнуло. В том самом замке. Хватая сумку за мягкий бок, она кинулась в первую от двери арку, там, где торчал у стены массивный камин. И встала, занеся руку с сумкой над головой.
Дверь мягко хлопнула, закрываясь. Мимо арки, тихо шагая, прошла фигура в длинном распахнутом плаще, мелькнул по спине плаща хвост пепельных волос. Крис, нервно улыбаясь, опустила руку, перехватывая сумку за ремень. И вышла, почти столкнувшись с Азанчеевым, который возвращался, видимо заглянув в опустевшую спальню.
— А… — сказал несколько растерянно, улыбнулся, разводя руками, — ну да. Ты проснулась? Есть хочешь?
— Уже. Проснулась, да. Валера, мы вообще где?
— Пойдем, ну, — он огляделся и направился в тупичок, вынимая из кармана ключик, — ко мне пойдем. Где? Ты же была у меня. У меня мы.
Идя следом, Крис вспомнила, как однажды, подвозя ее из театра, Азанчеев извинился, и заехал домой, что-то там взять надо было. Тогда они зашли вместе, сидели в кухне и пили кофе. вполне нормальная, обычная кухня. И квартира обычная, такая старая квартира интеллигентного московского семейства, полная вещей, оставшихся от прежних поколений.
Он распахнул двери и Крис вошла, в просторную комнату, освещенную старинной хрустальной люстрой. Книжные стеллажи, письменный стол с компьютером, еще один — журнальный, на нем ноутбук и книги. У стены низкая тахта с узорчатым покрывалом. По стенам — черно-белые фотографии актрис немого кино — в маленьких шляпках, в боа из перьев, в лакированных туфельках. Над тахтой — портрет Крис, стилизованный под такой же черно-белый снимок.
Она села на стул, так чтоб видеть себя на стене. Выжидательно посмотрела на Азанчеева. Тот уселся под снимком, кладя ногу на ногу и откидываясь на подушки, прислоненные к ковру.
— Мой сын, Кирилл, он недавно диплом получил, дизайнера интерьеров. Решил мне сделать подарок. И Светлана просила, чтоб я согласился. Я и согласился.
— Светлана. Которая коллега? В машине которая? — Крис припомнила невнятное знакомство, а дальше как-то ничего толком не могла вспомнить.
Азанчеев кивнул.
— Мне показалось, ей лет тридцать.
— Сорок пять. Парню двадцать три. А тебе не понравилось?
Крис дипломатично пожала плечами. И вдруг представила себе белую спальню, в которой по ковру раскиданы вещи, а на подзеркальной полке толпятся в легком беспорядке флаконы, лежит свернутый журнал, свисает шнур телефона. Такое все — живое.
— Он молодец. Только ты почему не обживаешь подарок? Пока оно как-то не слишком живое.
— Скорее даже мертвое, — согласился Азанчеев, — он хороший мальчик. Пока еще без мозгов, но старается.
Он улыбнулся, худое лицо с резкими скулами сразу смягчилось, глаза стали теплыми.
— Ладно, — кивнула Крис, — поняла. Теперь расскажи, почему на холодильнике моя фотка? Чтоб ты не переедал? Или жену отпугивать?
— Мы давно живем отдельно. А магнитик этот…
Азанчеев завел руку за спину, поправляя подушку. Покачал ногой в стильном дорогом ботинке.
— Никак не могу к обстановке привыкнуть. Видишь, все мое тут, отдельно.
— Угу. В комнате Синей Бороды.
— А жрать надо. Так что я однажды решил, какого черта. Пусть будет мое, и чтоб немного смешно. А то помру с голоду в этих картинках из каталога.