Вдруг я услышал снаружи тихое пение. Мне отчего-то захотелось выйти и посмотреть, кто это поёт. Хотя я уже тогда знал кто. Из наших слуг привычки напевать (тем более по ночам) не имел никто. Я быстро надел халат и вышел в сад в главном дворе. Тишина. Никого. Я обошёл центральную постройку и прошёл на задний двор, где был вырыт маленький пруд и стояла беседка. Тишина. Никого. Неужели показалось… Мне не хотелось сразу возвращаться к себе. Я зашёл в беседку и какое-то время стоял, облокотившись на перила, и смотрел на звёзды. Пения больше не было. Я развернулся было — и чуть не вскрикнул от неожиданности. Передо мной, прямо у входа в беседку, в лунном свете стояла дочь господина Яо, Мэйлинь. Она приложила палец к губам и достала из рукава белый шар, похожий на биток для игры в чжуанцю.
— Отец будет ругать меня, но я права, — сказала Мэйлинь. Она говорила так тихо, что я удивлялся, как вообще могу ещё слышать. — Ты хороший, а эта вещь может спасти тебе жизнь, как спасла нам.
— Что это? — спросил я.
— Не знаю. В тумане сожми вот так, поверни одну половинку против другой и брось на землю. Тогда туман не тронет.
— Откуда это у вас?
— Использовать можно один раз, — продолжала она. — Я видела, как это делает отец. У нас осталась только одна. Но мы в безопасности, а ты в опасности.
Она вложила шар мне в ладонь и сжала мои пальцы вокруг него. Совершенная бесцеремонность и вместе с тем искренность этой девушки смутили меня. Я стоял, уставившись на её подарок и не находя слов. А когда поднял глаза, Мэйлинь уже не было. Я вернулся к себе и очень скоро заснул, положив её «волшебный шар» под подушку.
На следующее утро старый Чжан поднял меня до рассвета и помог одеться. У ворот меня ждал Айго в сопровождении двух удальцов — им было поручено проводить нас до первой сторожки за пределами горы. Мы вышли за городские ворота, спустились по склону и подошли к массивным пилонам моста Белого Тигра, одного из четырёх, соединяющих Дуншань с внешним миром. Склон горы, до сих пор пологий, из-под пилонов круто обрывался и пропадал в тумане. В предрассветное время клубы тумана казались белыми. Лет в десять я залезал на этот мост на спор с соседскими мальчишками — и тогда ничего не боялся. А сейчас на меня обрушивались все страхи одновременно. Я думал, что, если сейчас из марева вынырнет гуйшэнь, мне некуда бежать и нечем отбиваться. Я думал, что, если поднимется сильный ветер, столь характерный для этого времени года, я едва ли смогу удержаться. Да и просто так — обязательно оступлюсь на этих коварных досках, предательски гуляющих под ногами, оступлюсь и сорвусь в туман.
— Не смотри вниз. Думай о хорошем, — вовремя посоветовал шедший сзади Айго.
Я нащупал в поясной сумке «волшебный шар», и идти сразу стало легче.
До восхода мы успели миновать несколько островков. На некоторых были выстроены башенки для караула, на некоторых — павильоны, где можно было сесть и передохнуть, но большинство были пустыми и служили лишь окончанием одного моста и началом другого. Солнце выглянуло из-за наших спин и позолотило ближние вершины Люйшаня и Маоцзяна. Мир просыпался во всей своей красоте. И я вскоре привык к тому, что шагаю по ненадёжным доскам по-над смертью.
Глава пятая. Примечательные люди беседуют в «Золотой звезде», смотритель молельни вынуждает гостя собирать благовонные палочки
Путь до Лияна занял у нас целый день. Первые часов пять мы шли без остановки, и мне не раз вспомнились слова господина Чхве о преимуществе крепких ног перед сединой. И ещё — чьи-то слова о том, что по-настоящему увидеть горы можно, только спустившись в низину. Даже я, не наделённый талантами художника, проходя мимо Маоцзяна, обратил внимание, насколько по-разному гора и город выглядят с разных точек обзора. Власти некоторых префектур снаряжали специальные художественные инспекции и обустраивали на близлежащих, а порою и отдалённых островках особые беседки, наилучшим образом ориентированные для живописцев. Одну из них мы увидели в окрестностях Люйшаня.
Издали кажется, что червлёная черепичная крыша парит над землёй — глаз не сразу замечает высокие резные столбы из белёного дуба. С близкого же расстояния видны не только они, но и помещённые между ними лазурные решётки — переплетение тонких, затейливых узоров. С внутренней стороны они украшены позолотой, и при правильном освещении кажется, будто ты не стоишь на земле, а паришь в небе, купаясь в солнечных лучах. От решёток свободны только два просвета: юго-западный, где находится вход, и северо-восточный, где столбы и высокая балюстрада образуют подобие окна, открывающего вид на Люйшань. У этого окна установлены два мраморных возвышения: для картины и для художественных принадлежностей. Беседка, как мудрый советчик, проводит гостя на нужное место и подсказывает выгодный ракурс; но, говоря начистоту, сама достойна внимания живописца.