— Я могу устроить так, что вы будете ежегодно получать семьсот фунтов стерлингов до тех пор, пока не выйдете на покой. Вас устроил бы такой вариант?
— Безусловно, но…
— Что вы должны делать? — Ричард сунул фотографию в руки англичанина. — Передайте этот снимок и несколько его копий влиятельным друзьям отца — и ваше будущее обеспечено.
Британская палата лордов, возможно, и не являлась самым эксклюзивным в мире клубом, но, вне всякого сомнения, претендовала на это звание. И, подобно любому важному институту власти, оберегала свою якобы безупречную репутацию с яростью львицы, защищающей любимого детеныша. Но активные действия не являлись сильным местом в деятельности этого почтенного государственного органа. Неторопливые, обстоятельные дебаты, раздача поручений соответствующим комитетам и комиссиям — таков был стиль его работы. Заседания никогда не начинались раньше половины одиннадцатого утра и редко затягивались дольше часа вечернего чаепития. Палата лордов представляла собой привыкшее к роскоши, занятое одними только дискуссиями вежливое общество, открытое лишь для избранных. Однако когда в частных клубах и закрытых барах стала циркулировать фотография старшего сына одного из ее членов, начали происходить странные вещи. Шок подвигнул эти старые высушенные души на то, чего от них можно было ожидать в последнюю очередь, — на действие.
Разумеется, действовать было бы проще, если бы виновником скандала не был один из них. «Ведь эти Врассуны — евреи?» Иудей никогда не являлся полноценной частью английской аристократии. Еврей не являлся одним из них. Жидок должен знать свое место, и его сын — тоже. Тот факт, что многие были должны ему деньги, только добавил агрессивного рвения.
Получив загадочное письмо от своего представителя в Лондоне, Элиазар Врассун отплыл из Шанхая в Англию первым же кораблем. Через месяц он сидел в глубоком, обитом кожей виндзорском кресле и с трудом удерживался от того, чтобы не схватиться руками за голову. В тот вечер ему показали фотографию. С ним встретился один из молодых членов палаты лордов, входящий в состав комитета по регламенту и процедурам или чего-то в этом роде, но Врассуну было ясно, что этот человек выражает волю всей палаты. Фотография объясняла долгие взгляды, которыми его провожали по возвращении в Лондон, и то, почему люди вставали и выходили из клуба в тот самый момент, когда он туда входил. Даже персонал Бедлама старался держаться подальше от него.
— Вы показывали тот…
— Некоторые из членов палаты видели снимок.
— Как много?
— Более чем достаточно.
Врассун не верил собственным ушам. Его коллеги видели снимок, и никто из них не соизволил поставить его в известность! Никто из этих существ, многих из которых он вытащил из долговой ямы, куда они сами себя загнали. Ни у кого из них не хватило порядочности хотя бы предупредить его.
В памяти старика всплыл образ маленькой девочки на ферме, и в голове оглушительно громыхнуло: это Божья кара за прежние грехи! Его руки взлетели к голове и застыли. Вокруг себя он увидел совсем других людей, глядящих в его сторону. Людей, которых раньше считал друзьями.
Мужчина что-то говорил, но Врассун никак не мог сосредоточиться.
— …Мы намерены просить королеву аннулировать ваше членство в палате лордов, — услышал он обрывок фразы.
— Вы можете это сделать? — не удержавшись, спросил он.
Улыбка, появившаяся на лице маленького человечка, была хорошо знакома Врассуну, да и вообще всем евреям. Значит, и этот тут присутствует.
— Чего хотят эти благородные лорды? — спросил он наконец.
— Прошу прощения?
— На вас что, глухота напала? Вы меня слышали. Вы пришли не просто так. Но — с какой целью? Эти уважаемые члены палаты общин хотят убедить мир в том, что они выше того, чтобы торговаться, но это не так. Чего же они хотят, чтобы сохранить фотографию в тайне?
— Эти джентльмены хотят, — ответил после короткой паузы человечек, — чтобы вы отказались от монополии на прямую торговлю между Англией и Китаем и сотрудничающие с ними компании могли пользоваться теми же преимуществами, которыми сегодня пользуетесь вы.
Старый Врассун был потрясен. Так вот в чем дело! Но почему именно теперь? Впрочем, сейчас он был не в состоянии рассуждать и анализировать.
— А если я откажусь отдать то, что принадлежит мне?
— В таком случае фотография будет отправлена ее величеству и передана в прессу. Многие газеты с радостью напечатают ее.
— Они не посмеют!
— Вы в этом уверены? — Молодой человек встал. — И готовы рискнуть репутацией всей вашей семьи, понадеявшись на благородство журналистов с Флит-стрит? Неужели вы хотите, чтобы в Лондоне начались еврейские погромы?