Дождавшись, когда главный купец поставит подпись под последним документом, Маккаллаф приблизился к столу и взял гусиное перо. Обмакнув его в чернила, он занес перо над пергаментом и повернулся к своему лейтенанту. Тот выстрелил вверх, пробив шелковый потолок шатра. В следующую секунду со стороны города раздался громкий взрыв, и все головы повернулись в ту сторону.
Южные городские ворота разлетелись в щепки, убив несколько торговцев птицей и рыбой, лотки которых оказались поблизости.
— Это чтобы показать, кто теперь хозяин в городе, — объявил Маккаллаф и, повернувшись к иезуиту, приказал: — Переведи своим друзьям.
Прежде чем иезуит успел выполнить приказание, Маккаллаф поднес перо к строчке для подписей сторон и вывел автограф, украсив его замысловатыми завитушками. Закончив с этим, он вновь повернулся к переводчику:
— Сегодня на рассвете ваши язычники убили трех моих людей. До заката я ожидаю получить в три раза больше китайцев, чтобы предать их показательной казни. В противном случае я пущу вашему городу «красного петуха» и сожгу его дотла.
Неожиданно Маккаллаф по непонятной причине перешел на пиджин,[26] хотя иезуит блестяще говорил на классическом английском языке.
— Понятненько, парень? Быстренько, топ-топ!
Когда делегация шанхайцев удалилась, ветер сорвал крышу шатра, и в залившем его солнечном свете Макси заметил знаменосца — того самого, с которым он столкнулся утром. Знаменосец смотрел на него, и Макси подумал, что еще никогда и ни в одном взгляде он не видел столько ненависти, сколько плескалось сейчас в глазах этого китайца.
Позже, когда Макси лежал на столе хирурга в чреве «Корнуоллиса», ему подумалось, что ненависть во взгляде знаменосца была вполне оправданной. А потом хирург поставил сломанный хрящ на место, и все тело Макси пронзила такая жуткая боль, что он начисто забыл о жалости по отношению к знаменосцу, его детям, если они у него имелись, и ко всем жалким тварям на земле Поднебесной.
Четырьмя палубами выше той, на которой находился Макси, в роскошно обставленных капитанских апартаментах, Гоф докладывал о взятии Шанхая генерал-губернатору Поттингеру, который сидел за столом, застеленным картами реки, нахохлившись, словно старая сова.
— Мы оставим в этой гавани сторожевой корабль, а второй отправим сюда, — заявил Поттингер, указывая на точку возле города Вусун в устье Янцзы.
Такое решение показалось Гофу разумным, и он кивнул.
— Рад, что вы со мной согласны, адмирал, — проговорил Поттингер, а затем добавил: — Хочу, чтобы капитанам сторожевиков был дан приказ перехватывать и топить любое китайское судно, которое пойдет вверх или вниз по реке.
Он поднял голову от карт.
— Блокада, сэр? — недоверчиво спросил Гоф.
— Да. Как раз то слово, которое я подыскивал. Блокада.
Поттингер будто смаковал это слово. Он улыбнулся, обнажив сгнившие передние зубы. Затем назначенец королевы Виктории, пробормотав что-то нечленораздельное, резко вышел из каюты.
Несколько секунд Гоф стоял неподвижно, не зная, что предпринять, а потом кинулся за Поттингером и догнал генерал-губернатора на палубе полубака.
Поттингер повернулся к Гофу, лицо его с непомерно крупными чертами выражало недоумение.
— Вы намерены подвергнуть сомнению мой приказ, адмирал?
— Нет, сэр, но почему мы не можем разрешить, чтобы торговля повседневными товарами продолжалась?
Представитель ее величества в Китае вытянулся во весь рост, который составлял полных пять футов четыре дюйма, и проговорил с противной оксфордской шепелявостью:
— Мы не пойдем на полумеры, дорогой сэр. Мы пришли в эту Богом забытую страну, чтобы выполнить свою миссию, и ничто — повторяю, ничто! — не сможет помешать нам. Время, имеющееся в нашем распоряжении, ограничено. Правительство и народ Англии ждут от нас результатов. Мы покажем обезьяньему императору, что у нас имеются средства и мы готовы применить их, до предела нажав на его проклятую страну. — Блестящие от слюны губы Поттингера искривила ухмылка. — Когда наша армада соберется на реке полностью, мы будем задерживать и грабить все китайские суда, которые встретятся на нашем пути. Вам все понятно?
Гоф понял бы задержание китайского угольного транспорта с целью реквизировать уголь для их собственных кораблей, но почему — все суда? И был ли наделен представитель королевы полномочиями брать трофеи?
— Мы хотим торговать с китайцами, а не уморить их голодом, — сказал он, наконец. И добавил слово «сэр» — как раз вовремя, чтобы не получить выволочку за несоблюдение субординации.
26
Пиджин — язык с предельно упрощенной грамматикой и сокращенным словарем (до 1500 слов или меньше), который ни для кого из говорящих на нем не является родным.