Выбрать главу

Сказитель сделал еще один глубокий вдох, и в его ноздри проник едва уловимый запах масла. Его взгляд пробежал по периметру стены, вдоль которой тянулись потайные желоба.

Затем он кивнул ассистенту режиссера, тот подал знак музыкантам, и те прекратили треньканье.

Цзян, стоявшая в глубине зала, подняла на руки свою японскую дочь. Наверху Лоа Вэй Фэнь занял более удобную позицию на балке стропил. Фон, стоявший за кулисами, сдвинулся чуть в сторону, поскольку спина солдата мешала ему видеть сцену. Глаза у него расширились и стали величиной с рисовые шарики.

Наступила полная тишина. И вдруг зазвенели цимбалы, вспыхнули софиты. Когда звук цимбал затих, лучи софитов поднялись вверх и высветили сцену, которую сделала знаменитой прославленная предшественница Сказителя.

* * *

Слуга стоит на авансцене, Принцесса — в глубине сцены. Судьба разлучила их. Под звуки труб входят слуги и свита Принца Запада и начинают танец. Затем они препровождают Принцессу в царский гарем. Под конец Слуга остается один, и звучит эрху — одна долгая, надрывная нота. Слуга роняет голову на грудь, опускает плечи. Потом поднимает голову и смотрит в небеса. Это — правдивый, трогательный образ человека, оставшегося в полном одиночестве, навеки потерявшего женщину, которую он защищал и любил. Музыка внезапно обрывается. Слуга делает шаг вперед. Первый шаг из многих тысяч, которые ему предстоит сделать на обратном пути на Восток — назад, к его хозяину и к морю.

Из зала раздаются крики одобрения. Дочь Цзян прыгает на руках матери и громко хлопает в ладоши. Актеры играют эту сцену с уверенностью, которая приходит лишь с многолетней практикой. Изящество Принцессы, стойкость Слуги, подобно молитве, даруют чувство покоя и уверенности.

Фону, стоящему за кулисами, тоже хочется закричать от восторга, но он не знает, разрешено ли это.

* * *

Конфуцианец плотнее запахнул полы плаща. Вот-вот должен начаться дождь. Он оглядел свое войско и довольно улыбнулся. Бульдозеры и тяжелая землеройная техника уже выстроилась вдоль высоких стен сада Сайласа Хордуна.

Над западным горизонтом блеснула молния.

Конфуцианец снял трубку полевого телефона и набрал номер. Его помощник, находившийся на пристани Бунда, ответил после первого же гудка.

— Они уже собрались?

— Да, господин. Все шестьсот восемьдесят восемь фань куэй здесь и проходят регистрацию. Не хватает лишь нескольких, но я уверен, что мы их найдем.

— Сколько времени вы заставили их ждать?

— Некоторые ждут уже шесть часов, господин.

— Под дождем?

— Да, господин, как вы велели. Никому не разрешили оставаться в машинах или ждать внутри зданий.

— А их зонтики?

— Зонтики у них отобрали — в соответствии с вашими инструкциями.

— Хорошо. А теперь снимите с них пальто и шляпы и побросайте все это в Хуанпу.

— Будет сделано, господин.

— И еще одно.

— Слушаю, господин.

— Бросьте в реку и их чемоданы. Пусть убираются из Поднебесной налегке, в одних только промокших рубашках.

* * *

Находившиеся в здании старого склада на берегу Сучжоухэ услышали возбужденные крики, когда последние участники процессии Праздника фонарей прошли мимо, и поняли, что настало их время. Один за другам они вошли в брюхо Дракона. Старый император находился в голове зверя, брат Мэтью — за сто футов позади него, поддерживая кончик хвоста мифического чудовища.

* * *

Музыка взмывает вверх, душераздирающе звучит эрху, меняется свет. Сказитель в древнем костюме куртизанки входит в гарем. Сверху опускается красный плакат с надписью: «Принцесса унижена». Из зала звучат аплодисменты. Сказитель удивлен, но потом понимает, что хлопают коммунисты, которым унижение Принцессы приходится по душе.

Сказитель поднимает ногу высоко в воздух, а затем опускает ее на сцену, делая первый шаг долгого и бурного танца. Зрители неотрывно следят за Принцессой, которая, пробежав через всю комнату, ударяется о стену и отлетает к противоположной стене. Это повторяется многократно, и с каждым разом в комнату входят другие женщины, одетые так же, как она. Вскоре комната наполняется куртизанками. Подмостки захлестывает вихрь красок и движений. Вскоре танец и пение уступают место сложной по композиции сцене, изображающей спящих женщин.