Пиво прохладное — кондиционер у меня всегда на восемнадцать по Цельсию, поэтому мне везет просыпаться не в луже пота. Мою квартиру сосед-немец называет «Зибирия» и в гости приходит в вельветовой куртке. Немца зовут Лас. Круглолицый, в очках, он смахивает на фашиста-тыловика или на протестантского пастора, приторговывающего наркотой в свободное от службы время.
Лас живет этажом ниже, прямо подо мной. Иногда мне лень ему звонить или писать смску, и я просто стучу пустой бутылкой об пол. Пиво китайцы разливают в удобную тару — ноль шестьдесят три, такую бутылку — темного толстого стекла — приятно держать в руке. Не Америка, где упитанные дядьки в клетчатых рубашках потягивают пиво из нелепых бутыльков — горлышко едва заметно в здоровенном кулаке. Но тут — уважающий мужчину Восток, при всей внешней тщедушности местных мужичков.
Лас приходит обычно со своим, баночным — объясняет, что банки легче тащить из магазина, чем стекло.
«И ты после этого зовешь меня Обломовым?» — усмехаюсь.
Лас парень начитанный. Объясняет, что он не ленив, но рационален. Как Штольц. Говорю ему, что пиво в жестянках гораздо хуже по вкусу. Немец рассудительно замечает, что все китайское пиво говно, а вкус говна — всегда говенный. Независимо от того, в стекле оно или в банке.
Мне многие местные сорта нравятся, но спорить с немцем о пиве — глупо.
Сейчас Лас свалил на летние каникулы к себе в Германию.
Наша убогая бетонная четырехэтажка, общежитие для иностранных специалистов — «Вайго чжуаньцзя сушэ» — почти пуста. Кроме меня и старичка-япошки, сейчас никого не осталось. Япошка живет сверху. Каждое утро я слышу его топот, мне кажется, дома он ходит в деревянных сандалиях, с двумя дощечками на подошве, вместо каблуков, как в театре кабуки. Дыг-дыг-дыг-дыг, дыг-дыг-дыг-дыг… Как он умудряется бегать по маленькой комнате, где почти все место занимают кровать и письменный стол — не понимаю. Но япошка и сам небольшой. Он хороший, вежливый и приветливый. Иногда я ворую пиво из его холодильника. Наверняка он знает, что это я — ведь Ласа здесь нет.
Хочется курить. Понурой гориллой сижу на кровати и верчу в руке пустую пачку.
Лучшие шанхайские сигареты так и называются — «Шанхай». Десять юаней пачка. Золотистая, с видом Пудуна[3] телебашня, под ней «дом с шарами» и чуть поодаль небоскреб Цзиньмао. Если пачку покрутить в руке, от телебашни разбегаются голографические лучи. Развлечение идиота… И я предаюсь ему каждый день.
Роюсь в пепельнице.
Дохлый номер.
Всегда докуриваю почти до фильтра.
Где-то начинает играть моя «Nokia» — задорный китайский привет флегматичным чухонцам. Таких «нокл» полно на электронном рынке возле метро Баошанлу. Китайская электроника такова, что или сломается сразу или будет служить верой и правдой. Шанс — фифти-фифти. Моя пока работает. Русское меню в ней замечательное. «Орган тела сообщения», «голубые зубы», «звоните книжным», «спаривание».
Иногда моя работа кажется мне бессмысленной: сколько бы я ни обучал их русскому языку, они все равно будут писать именно так… Я выпустил в «большую жизнь» переводчиков и гидов не меньше полноценной роты. Но Китай полон своего, невесть откуда взятого русского языка.
Когда мне кто-нибудь звонит, «Nokia» исполняет непонятно как попавший в нее фашистский марш. Китайцы принимают его за советскую песню, американцы — за китайский гимн, и только немец Лас, когда слышит, морщится и укоризненно качает головой. Впрочем, больше для виду. В такие минуты он становится похож не на тыловую крысу, а на задумчивого и печального следователя гестапо.
Поднялся с кровати. Качнуло, повело в сторону. Добрался до стола и среди вороха непроверенных тестов отыскал трубку. На дисплее неизвестный номер. В таких случаях я почти всегда нажимаю «сброс», но сейчас зачем-то тыкаю в клавишу с зеленой трубкой.
— Але!
Молчание. Слышен шум улицы.
Ладно. Попробуем так:
— Хэлоу! Хэлоу?
В ответ, после паузы, озадаченное:
— Вэй?[4]
Кто-то из местных ошибся номером.
Отвечаю:
— Вэй!
— Вэй? — спрашивает неизвестный.
Подтверждаю:
— Вэй, вэй!
Становится интересно — кто кого.
Продолжаем, меняя лишь громкость и интонации:
— Вэй!
— Вэй!
— Вэй?!
— Вэй!!
— Вэй?
— Вэй!
— Вэй?..
— Вэй-вэй, вэй?..
— Вэй!..
Они никогда не говорят: «Простите, куда я попал?» Или хотя бы: «Это кто?» Биороботы. Неутомимое упорство, монотонное, пугающее явной нечеловеческой природой. Заклинивший агрегат.