Это верно, подумал я. Это знакомо мне, как никому другому.
— И еще он говорит... Только ты не обижайся на него...
— Что лаоваев он не обслуживает? — предположил я.
— Перестань. Он говорит, что тебе не подходят выбранные иероглифы. Это будет... по-девчоночьи как-то.
Я задумался.
— Но мне хочется, чтобы у меня было твое имя. Есть что-нибудь звучащее как «мэй», но чтобы было «не по-девчоночьи»?
Ли Мэй забавно постучала себя пальцем по носу. Я уже был в курсе: это у нее признак работы мысли.
— Нет, это тебе не подойдет... Есть «красота»-мэй, есть «сестренка»-мэй[10]...
— Сестренка… вот и отлично! Ты же младше меня. Я буду следить за тобой, как Старший Брат!
Вряд ли она читала книгу Оруэлла, но вариант родства был отвергнут с негодованием. По ее словам, пессимистичное мэй-«нет» никуда не годилось, а мэй-«уголь» не понравился и мне самому.
— Что, и с фамилией дело обстоит так же? — растерянно спросил я.
Лицо Ли Мэй просветлело, она быстро переговорила с мастером. Тот, оглядев меня, кивнул одобрительно.
— Вот! Раз уж тебя не отговорить все равно, то можно взять иероглиф «ли» со значением «сила». Мастер считает, тебе это подойдет.
Я вспомнил незамысловатый иероглиф из двух росчерков —力.
— Годится.
Мастер кивнул на кушетку и полез за перчатками.
Неотрывно и с опаской разглядывая процесс, Ли Мэй прислушивалась к жужжанию машинки и покачивала головой.
— Теперь тебе точно придется носить рубашки. С длинным рукавом, — сказала она, разглядывая мое предплечье.
— Вот еще. И не подумаю!
Я смотрел на растущие линии иероглифа.
— Силу не прячут. Как и любовь. Ими — гордятся.
— Что скажут у тебя на работе?
— Плевать. А что скажешь ты?
Кротко вздохнула.
— Уже сказала. Ты — чокнутый. Но я люблю тебя.
Когда мы вышли из салона, Шанхай уже расцветал вечерними огнями. Горели витрины, мигали светофоры. Красиво подсвеченные, стояли высотки, спокойно и величественно обозначая себя в теплой синеве беззвездного неба.
Держась за руки, мы ринулись в сторону вечернего зарева над Народной площадью, чтобы нырнуть в безумный водоворот из машин и людей...
餐馆
Ресторан
...Людей хоть и немного, но все же хватает. Обилие ненужных мне магазинов и отсутствие нормальных ресторанов начинает раздражать. Хочется прохлады кондиционера, холодного пива и чего-нибудь вкусного.
Хорошо, что не попадаются рестораны с сычуаньской кухней. Оно и к лучшему — не люблю острого.
Вообще не люблю ничего сычуаньского.
Раздумываю, не свернуть ли в одну из боковых улочек — там вполне может оказаться «уйгурятня» — маленькая забегаловка-лапшевня, где готовят уйгуры или смешные китайцы-мусульмане в белых шапочках, на вид — вылитые татары.
Зачем-то останавливаюсь перед салоном парикмахерской. Разглядываю попеременно то крутящиеся столбики возле дверей — отличительный признак цирюлен, их характерный знак, то дежурящих у входа девчонок в желтых блузках и белых юбках.
— Хуаньин гуанлин! — слаженно кричат они мне.
Искренне удивляюсь: голова моя обрита наголо.
Я стригу себя сам. Дешевле — машинка давно себя окупила. Быстрее — мне не нужен ни массаж головы, ни мытье шампунями и ополаскивание бальзамами. Качественнее — не надо объяснять, как именно тебя подстричь, тем более что, точно в анекдоте, подстригут все равно, как умеют.
Наголо стриженые китайцы встречаются редко, в основном это монахи в оранжевых балахонах. В моде короткий ежик у взрослых и «взрыв на макаронной фабрике» у молодых — влияние японской моды.
Типичная женская прическа — волосы, собранные в хвост, — выглядит не всегда красиво. Затылки у большинства китайцев, и мужчин и женщин, плоские. Мне больше нравится, когда они ходят с распущенными волосами, пряча глаза за всевозможными челками. Волосы у китаянок шикарные. Густые, вороного отлива.
Китайцы обожают ходить в парикмахерские. Куда ни пойди в Шанхае — всюду натыкаешься на эти столбики-«крутилки». Ну, еще и на рестораны, конечно. В Старгороде люди рождались для того, чтобы подстричься и умереть, шанхайцы рождаются, чтобы постричься и поесть.
Пару грязных и маленьких «жрален»-цаньтин я прохожу без остановки. Вообще-то, они не так уж и плохи. Черная закопченная плита, плаха для рубки мяса и овощей, огромный бак с водой, ящики с пивом, пучки зелени, алюминиевые бидоны, повар в заляпанном халате, дым, вспышки огня, шипение масла, пластиковые столы, круглые табуретки, голые стены, рулон туалетной бумаги вместо салфеток, одноразовые палочки...
Дешево и вкусно — можно назвать это девизом.
Правда, нет кондиционера, грязновато и тесно, но я такие места люблю.
Однако сегодня мне хочется посидеть в прохладе — развалясь на удобном стуле. Выпить еще немного байцзю. И пивка бы не помешало… — день-то выходной, и потом — уже начались каникулы.
А мистер У со своими тестами... да пошел он!
К своим годам я стал вместилищем многих пороков, но вот обжорство мне решительно чуждо: когда я хочу есть, ем без разбору — заварную лапшу, ценой в три юаня, или утку по-пекински, за весь полтинник, где-нибудь в центре. Лапша даже лучше, особенно с похмелья.
Лас, вот кто настоящий обжора — придирчивый, капризный, в походах по ресторанам он меня изрядно утомляет. Лас понимает по-китайски много лучше меня — учил язык в Германии, а потом в Пекине, на курсах. Меню всегда читает внимательно, с легкой усмешкой. Когда в такие минуты я смотрю на него, мне кажется, что с подобной рожей читали в Нюрнберге свои дела нераскаявшиеся нацистские преступники. И все же мне приходится ходить в рестораны именно с Ласом: я плохо понимаю иероглифы — это раз, и второе, пожалуй, самое важное — чтобы не быть одному.
Тут дело даже не в метафизическом Одиночестве.
Гораздо обыденнее.
Когда сидишь один в китайском ресторане, с его шумными компаниями, крутящимися блюдами в центре стола, крикливыми официантками-фууюанька[11], орущим телевизором и звоном посуды, чувствуешь себя не в своей тарелке. Да и рожа твоя выделяется на общем фоне, точно красная задница у обезьяны… И хотя никто и никогда тебя не напряжет сакраментальным «зачем ты сбрил усы, дурик» и не съездит бутылкой по башке — все равно неуютно.
Одиноко.
Можно, конечно, быстро залиться пивом.
Я так и делаю обычно.
Именно для одиночек и придуманы «KFC» и «Макдональдс». Это замечательные места — оазисы для никчемных людей. Я обожаю ходить туда. После — меня всегда мучает изжога, но я все равно хожу: там можно спокойно сидеть одному, жевать свой бургер и пялиться в окно.
Заведения типа «Макдональдса» в Китае не имеют отношения к сети «быстрого питания»: нарушен самый главный принцип — «быстро взял, быстро съел и ушел». Персонал обычно работает в хорошем темпе, но вот клиенты — особая песня. Сидят подолгу, едят не спеша, часто просто спят за столиками. В жару народ там отдыхает — в прохладе. Школьники собираются человек по десять-пятнадцать и делают уроки: один со страдальческим выражением лица что-то пишет, решает, остальные тупо списывают друг у друга. Зимой, когда дома промерзают, в «бигмачной» любят собираться пенсионеры из соседних домов — посидеть в дармовом тепле, пообщаться. Они ничего не заказывают, но их не гонят, наоборот, предлагают стакан горячей воды.
В таких местах есть и существенный недостаток — нельзя курить и не продается спиртное.
Ресторан я выбираю самый заурядный. Без пафоса.
Как выбрать хороший?
Пойти туда, где больше всего народу. Рядом может быть еще несколько ресторанов — совершенно пустых. Они тоже заполнятся в обеденное время до отказа, народу ведь много, поэтому надо прийти пораньше и пойти туда, где уже сидят люди. Китайцы могут в чем-то не разбираться, делать некачественные товары, откровенно халтурить, но уж в еде — они спецы первоклассные! Раз все идут именно в этот ресторан, значит, неспроста.