Какое-то время я представлял себя Демоном с картины Врубеля. Сидел и угрюмо взирал в темноту.
Рисоваться перед самим собой надоело. Я встал, отряхнул задницу, подхватил бутылку и двинулся к одному давно примеченному месту возле аллеи у пляжа.
Голова по-прежнему была пуста и легка, как рекламный шарик на пластиковой палочке, что выдают детям в «Макдональдсе».
Тут я их и увидел.
Три женские фигуры возле огромной аляпистой раковины из бетона. Сквозь кроны пальм, высаженных возле скульптуры, желто светит фонарь. По асфальту расползаются тени от пальмовых листьев.
— Три девицы под окном... — сказал по-русски сам себе.
Девицы оживились, шагнули в свет фонаря.
— Хэлоу, секаса, массаза! — бойко обратилась одна.
Джинсовые шорты, короткие майки, поверх маек легкие курточки. Одна совсем страшная, низенькая, смуглая, с короткой прической. Зубы по-кроличьи выступают из-под верхней губы, ноги худые и невообразимо кривые. Вторая получше, но лицо до того круглое и плоское, что больше походит на лик сибирской каменной бабы.
— Сколько? — по-китайски спросил третью, самую высокую из троицы.
Та заломила цену. Пятьсот.
Я усмехнулся, глотнул настойки.
— Подруга... — сказал ей, вытирая рот рукой. — Я не турист. Ну, почти не турист. Даже в Шанхае девчонки на улице оценивают себя скромнее.
Неожиданно рассердился. Расхотелось торговаться. Влом стало идти куда-то, что-то говорить или делать.
Домой?..
Повернулся и собрался уходить.
— Окэ, окэ... — высокая подбежала, цепко ухватилась за локоть. Пальцы длинные, сильные. Тонкие, но мускулистые руки. Небольшая грудь. Волосы по плечам. Сумочка. Высокие каблуки.
Заглянула в глаза, улыбнулась:
— Окэ, окэ! Фо хандрит.
Для наглядности показала четыре пальца.
Лицо, улыбка — сплошное смущение. Как у азиаток это получается, даже у проституток — не знаю.
— Двести.
Изобразила несогласие. Огорчение. Последовала целая пантомима с мешаниной китайского и английского. Основной смысл: я «вели бига», и мой сяо диди тоже «вели бига». А ей, скромной девушке, будет — гримаска недовольства — очень больно.
Поэтому — триста.
Интересно — ведь она слышала, что я с нею говорю по-китайски. К чему все это представление тогда... По инерции, быть может.
Я взял ее за руку, за теплую, влажную ладошку — и повел в сторону пляжа.
— Двести пятьдесят. За то, что недалеко, — сказал ей.
Она оглянулась на ряд подсвеченных гостиничных корпусов.
— А почему не в номер?
Голос приятный. Мы шли за руку по выложенной плитками дорожке. В другой руке у меня была бутылка с остатками «Хайма».
Я разглядывал ноги девчонки.
— В номере жена.
Бывшая жена. Хотя какая разница.
— Ты хорошо говоришь по-китайски, — сделала она обычный комплимент.
Китайцы говорят так любому лаоваю, знающему слов больше, чем «сесе» и «нихао».
— Откуда ты?
А вот это — хороший вопрос. Откуда я? Точно не питерский. Давно уже не москвич.
— Из Шанхая.
— Учишься?
— Работаю.
Мы спустились к песку. Пахло морской влагой, водорослями. Катера и лодки рыбаков уходили в сторону тусклых фонарей пристани, много левее от нас. Небо и море слились в одну бездонную черную линзу. Звезд видно не было. Лазерный луч по-прежнему метался в воздухе. Иногда он касался воды, переламывался, растекался, отскакивал и снова уносился в черную густоту.
Девчонка сняла свои босоножки на каблуках.
— Тут могут увидеть... — сказала, оглянувшись.
— Не волнуйся. Если что, скажешь — моя подруга. Тебя как зовут? По-настоящему?
Отчего-то смутилась:
— Хуан Хуа.
— «Желтый Цветок»... — сказал я по-русски. — Везет мне на цветы...
Идти по песку было трудно, кроссовки увязали.
Впереди показались лежаки.
— Туда, — показал я.
Подошли. Я присел на край ближайшего лежака. Девчонка аккуратно поставила на песок босоножки. Сняла с плеча сумочку, порылась, достала шуршащий квадратик. Опустила сумочку к ногам.
Стоит, уцепившись за ремешок.
Протянул ей бутылку. Еще осталась пара глотков.
Помотала головой.
— Как ты хочешь? — спросила.
Пожал плечами. Чудодейственного эффекта от морских коньков не чувствовалось, лишь приятно и пьяно шумело в ушах, вторя мокрому шороху и шипению волн.
Шагнула ближе. Присела на корточки и взялась за пуговицу на моих шортах.
Я разглядывал ее скуластое лицо, светлые бедра, вырез на майке, шею, ключицы, ловкие пальцы.
Протянул руку, запустил ей под майку.
Прохладная гладкая кожа.
Девчонка прервала свое занятие, разогнулась, встала. Быстро огляделась по сторонам. Вокруг нас лишь песок, лежаки и похожие на огромные черные поганки деревянные пляжные зонты.
Взялась большими пальцами за бретельки. Улыбнулась — в темноте блеснули зубы — и одним движением оголила грудь. Придвинулась вплотную, приложила сосок к моим губам. Странно — от нее совсем ничем не пахло. Ни мылом, ни шампунем, ни парфюмом. Ни волосы, ни одежда, ни кожа. Даже просто телом — не пахло.
Я поднялся на ноги. Одна моя ладонь смогла накрыть весь ее зад. Прижал девчонку к себе. Доверчиво, будто мы давно знакомы, она обняла меня. Поцеловала в плечо, сквозь футболку, припала щекой. Я подхватил ее на руки. Увязая в песке, путаясь в расстегнутых шортах, понес к самому дальнему лежаку, возле стены и кустов. Осторожно положил. Встал на колени рядом. Поцеловал ее — скулы, ухо, шею, грудь, живот, впадинку пупка на нем... Почувствовал, как теплеет ее тело, как оно расцветает тонким и нежным запахом молодой кожи, подрагивает от ненаигранного желания...
Я расстегнул ее шорты — она выгнулась, помогая их снять — белья под ними не было. Прижался ртом к жестким коротким волосам паха. Живот девчонки ходил волнами, она коротко и шумно дышала, протягивала руки к моей голове, обхватывала затылок, прижимала к себе.
Поборов соблазн скользнуть губами ниже: остатками здравомыслия я понимал, что со мной проститутка, — я перевернул ее на живот. Она подняла зад и выгнула спину.
Протянула руку. Непослушными пальцами я едва справился с упаковкой, кое-как надел презерватив. Ухватил за матово белеющие бедра, придвинулся, вошел. Она вскрикнула и тут же задвигалась, ударяясь о мой пах маленьким задом. Волосы ее разметались по спине, лежаку… Она то приподнималась на руках, то падала вниз, изгибалась, удивительным образом не только не мешая и не сбивая с ритма, но будто чувствуя и предугадывая мои движения...
...Мы лежали на жестком и узком лежаке. Она — спиной ко мне, прижимаясь задом. Одну руку я подложил ей под голову. Свободной — гладил ее грудь и живот.
Лазер на крыше отеля, наконец, выключили. Погасли фонари на далекой пристани. Давно закрылся самый последний и самый шумный ресторан. Стихли матерные крики и русский смех. Горы, небо и море слились в черноте ночи.
— Хочешь, пойдем искупнемся? Ночью это особенно здорово...
Она попыталась обернуться:
— Шутишь? Я не умею плавать. И вода холодная.
Я высвободил руку:
— Тогда подожди меня. Я сейчас.
Стянул футболку, бросил ее туда, где уже лежали кроссовки и шорты.
Не оглядываясь, пошел в сторону прилива.
В шортах, в заднем левом кармане, лежало юаней семьсот. Может, чуть больше. Главное, чтобы она взяла только деньги.
Хотя зачем ей моя одежда...
Пусть заберет деньги. Это будет моя плата.
Песок приятно холодил ступни. Хмель почти исчез. Хотелось пить.
Вода оказалась не такой холодной, как я ожидал, но дух все же перехватило… Первая волна окатила до колен, я шагнул вперед — и следующая обдала уже по пояс. Выждав откат волны, я побежал вместе с ней и с размаху окунулся в непривычно-темную, страшноватую воду ночного моря. Сильными гребками поплыл вперед. Через какое-то время перевернулся на спину. Отдышался. Лежал, угадывая направление волн и разглядывая бархат неба, кое-где, будто испачканный пеплом. Облака. Поэтому такая темень. Ни звезд, ни луны.