— Шанна! Шанна! Не уходите!
Этот одинокий голос звучал в ночи как вопль отчаяния, и у нее не осталось сомнений относительно того, кому он принадлежал Шанна соскочила с кровати, выбежала на балкон и вошла в комнату Рюарка. Он метался по кровати, стараясь разорвать невидимые путы, сломать воображаемые преграды. Лоб его был в поту, влажной была и рубашка. Чуть ли не смеясь от радости, Шанна вытерла ему лицо полотенцем. Кожа Рюарка была влажной и холодной. Жар прошел. В свете единственной свечи она видела его открытые, озадаченно смотревшие на нее глаза.
— Неужели это вы, Шанна? Или это всего лишь сон? — Пальцы Рюарка обхватили ее запястье, и он поднес его к губам. Он бормотал, целуя ее мягкую кожу: — Нет, такая сладость присниться не может. Шанна, Шанна! — вздохнул он. — Мне приснилось, что я потерял вас.
Шанна наклонилась к нему и прижалась к его губам.
— О, Рюарк, — выдохнула она, — а мне приснилось, что это я вас потеряла.
Рюарк притянул ее к себе.
— Осторожно! Вы забыли о своей ране! — озабоченно запротестовала Шанна.
— Идите же ко мне! — потребовал он. — Я хочу убедиться в том, что это не сон.
Его глаза загорелись, обостряя ее чувства, и их полуоткрытые губы слились в бесконечном поцелуе.
— Жар у вас прошел, — прильнув к Рюарку, проговорила Шанна, — но в голове, кажется, сумбур. — Она просунула руку под рубашку Рюарка и погладила поросшую волосами мускулистую грудь.
— Действительно, в голове у меня сумбур! — Рюарк улыбнулся Шанне и вздохнул. — Неужели мне предстоит остаться вечным женихом?
Шанна водила пальцем по жесткой растительности на груди Рюарка.
— В бреду вы говорили, что любите меня, — робко проговорила она. — И когда бушевала гроза, я спросила вас, любите ли вы меня, и вы сказали, что любите. — Шепот Шанны был едва слышен.
— Как ни странно, в бреду люди говорят правду. — Рюарк взглянул прямо в ее вопрошающие глаза. — Да, я люблю вас. — Лицо его стало печальным. — И схожу с ума от этого.
Шанна приподнялась и пристально посмотрела на Рюарка.
— За что вы меня любите? — спросила она с удивлением. — Я доставляю вам одни неприятности, оскорбляю вас. Я отдала вас пиратам. Как вы можете меня любить, когда в этом нет никакого здравого смысла?
— Шанна! Шанна! Шанна! — Рюарк со вздохом нежно погладил ее руку. — Какой мужчина может похвастаться тем, что он поступает мудро в любви? Сколько раз слышал мир слова: «Несмотря ни на что, я люблю»? Разве я веду счет вашим ошибкам и грехам, записываю их в кондуит? — Он смотрел на робкое пламя свечи. — Посмотрите на Гэтлье и Дору. Они любят друг друга вопреки всему. Их прошлое, все, что они пережили, не имеет для их любви никакого значения. Человек не знает, почему он любит…
Рюарк положил ногу на подушку и дотронулся до повязки, словно желая этим облегчить боль.
— Я вспоминаю тепло прикосновений, способное зажечь мое сердце. Я вижу сияющие в темноте сине-зеленые глаза, нежные в минуты любви, а потом сверкающие недоверием и гневом, темно-синие в момент наслаждения, буйно-зеленые в радости. Вспоминаю ваше тело в своих объятиях, которое нежно ласкал и которое отзывалось на мои ласки с такой страстью. — Рюарк погладил руку Шанны, повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза. — Моя любимая Шанна, я не могу думать о предательстве, когда думаю о любви. Я не в состоянии думать о запретах, когда вы рядом со мной, и жду того дня, когда вы скажете мне: «Я люблю!»
Шанна подняла руки, словно моля о защите, и снова уронила их на колени. По щекам ее потекли слезы, и она беспомощно взмолилась:
— Но я не хочу вас любить. Вы колонист. Вы неблагородного происхождения. Убийца, приговоренный к смерти, бродяга, раб. Я хочу, чтобы у моих детей было благородное имя. Как и у мужа. — Внезапно смутившись, она отвела глаза. — И больше не хочу заставлять вас страдать.
Рюарк вздохнул. Протянув руку, он нежно вытер слезы Шанны.
— Шанна, любовь моя, — нежно прошептал он, — я не могу видеть ваши слезы. Не будем говорить об этом. Я лишь прошу вас помнить, что даже самый длинный путь преодолевается шаг за шагом. Моя любовь может ждать, но никогда не угаснет и не изменится. — Голос Рюарка зазвучал веселее, в глазах появились озорные огоньки. — Вы должны знать, что я упрям. Мать называла меня решительным, а отец — избалованным.
Шанна слегка улыбнулась.
— О да, с этим нельзя не согласиться.
Усмехнулся и Рюарк.
— Идите ко мне, любовь моя, не думайте более об этом. Лягте рядом со мной и дайте мне почувствовать ваше тепло и нежность. Если вы не можете признаться в любви ко мне, то проявите, по крайней мере, снисхождение к больному человеку.
Шанна тесно прижалась к нему и положила голову ему на плечо. Рюарк обнял ее. В комнате воцарилась тишина, и Шанне казалось совершенно естественным то, что она лежит в его объятиях. Однако многие в этом доме пришли бы в негодование, увидев их в постели.
Берта принесла поднос с завтраком, и Рюарк впервые за несколько дней принялся за еду. Неожиданно открылась дверь, и появился Питни с кофейным сервизом. За ним шествовал сам Орлан Траерн. Сквайр поставил перед Рюарком чашку с дымящимся кофе.
— Еще рано, но это самое лучшее время для того, чтобы поблагодарить вас, когда моя дочь не слышит нас. — Траерн поднял руку и указал большим пальцем через плечо: — Она еще спит, поэтому говорите потише, иначе нам придется иметь дело с ее капризами.
Рюарк дожевал кусок мяса. Он чувствовал себя не слишком уверенно и с опаской взглянул в сторону Питни, стоявшего в футе от его кровати со скрещенными на животе руками.
— Я рассказал Орлану о том, что знаю человека, видевшего, как тебя силой увезли на пиратский корабль.
Раньше он не решался сказать об этом Траерну. Рюарк кивнул, отпил кофе и почувствовал, что тот крепко приправлен бренди. Он поднял чашку в знак молчаливой благодарности Траерну, смакуя пьянящий аромат напитка. Траерн откинулся на спинку стула и сложил руки на животе, Питни стоял рядом. Немного помолчав, сквайр обратился к Рюарку:
— Теперь расскажите все по порядку. Я должен сделать свои выводы, но мне пока мало что известно.
Не прерывая еды, Рюарк стал рассказывать о том, как пираты готовились к набегу на остров, как он дал им ложные ориентиры, о последовавших печальных результатах этого набега. Сказал и о том, что все три захваченных раба пожелали вернуться, когда им была предоставлена возможность. О том, что Шанну посадили в подвал, и как ее удалось оттуда вызволить. Коротко упомянул о двух убитых им людях. Рассказал о плане побега и отметил роль Гэтлье и Доры в его осуществлении.
Оба собеседника Рюарка были явно удовлетворены его рассказом и облегченно заулыбались, когда он заверил их в том, что с Шанной ничего необычного не произошло. Сквайр на некоторое время погрузился в размышления, опустив голову на грудь. Питни перехватил взгляд Рюарка и улыбнулся ему, едва заметным кивком одобрив его поведение. Потом Траерн встал и с неожиданной веселостью хлопнул себя по колену.
— Клянусь Святым Георгием, — засмеялся он, но тут же понизил голос, хитро взглянув в сторону балкона, — что лучше всего отблагодарить всех троих вернувшихся рабов премией за их верную службу.
Рюарк откашлялся и, когда Траерн умолк, заговорил о другом:
— Сэр, господин Гэтлье и госпожа Дора рисковали своими жизнями не меньше. Если уж речь идет о награде, несомненно, ее достойны и они.
— Хорошо. Можете быть уверены, что я о них не забуду. Они будут щедро награждены. — Траерн кашлянул и взглянул на Питни. — Говорят, да теперь я и сам вижу, что вы оказали мне огромную услугу, вернув дочь невредимой. Я возвращаю вам ваши документы. Вы больше ничего мне не должны. Теперь вы свободный человек.
Траерн ожидал бурного проявления радости, но вместо этого Рюарк нахмурился и посмотрел сначала на одного, а потом на другого собеседника. Он видел, что Питни понимает причину такой неожиданной реакции. Траерн же был сильно озадачен поведением своего раба.
— Сэр, вы, кажется, намерены отблагодарить меня за обычную порядочность? — Рюарк отклонял все доводы. — Я исполнил свой долг перед моим хозяином, совершив побег из логова разбойников, и при этом не мог оставить в их руках ни в чем не повинных людей.