Поняв, что в своих размышлениях начал двигаться по кругу, просто видоизменяя уже продуманные ситуации и не предлагая ничего нового, решил воспользоваться научным подходом к решению задачи.
Как поступает настоящий ученый, когда не может решить поставленной задачи? Он ее упрощает до состояния, пока она не начнет решаться. Это называется моделированием. Тут главное – не намоделировать такого, что потом в параллельных вселенных искать придется, потому что в этой такого не было, не будет, да и не надо.
Как только стало понятно, что ситуацию нужно упрощать, чтобы в ней разобраться, так сразу стало веселее жить.
Пункт первый. Чем можно смоделировать поведение князя? Мне пришла в голову, может, не самая сложная, но отвечающая реальности аналогия. Князя можно сравнить с опасным хищником, а наша стратегическая задача – сделать так, чтобы этот хищник на нас не кидался, когда появится в наших пределах.
Пункт второй. Как ты начнешь приручать опасного хищника, который находится на воле? Ясно, что не станешь пред его ясным взором с куском мяса в руке. От мяса он не откажется, но вероятность уйти после этого целым и невредимым равна нулю. Правильно будет оставить кусок мяса на его тропе, приучая его к своему запаху, который останется на мясе. Кусок мяса должен быть достаточно большим и вкусным. Это у нас есть. Те два письма, которые мы добыли, – очень вкусный и большой кусок. А моя задача была написать еще одно письмо, уже от нашего имени. Выражаясь фигурально, оставить на куске мяса наш запах.
Пункт третий. Что делать после того, как положишь кусок мяса на тропу хищника и увидишь, что он его нашел? Правильно. Побыстрее делать ноги, пока любопытный зверь занят аппетитным куском и не может оторваться, чтобы лично посмотреть, кто же это его подкармливает и почему.
После того как план наших действий стал в основных чертах понятен, доложил его Ивану, который его в основном одобрил, но внес свои предложения по тому, как передать письма князю. И хотя его вариант на первый взгляд казался примитивным, в нем была та гениальная простота, которая делала этот способ передачи стопроцентно надежным. Оставалось только написать письмо. Найдя ближайший православный храм, выяснив, где живет дьякон, который, по утверждению прислужницы, был грамотным, направился прямо к нему. Объяснив ему, что мне срочно нужно написать письмо моему атаману, попытался утащить его из дому в ближайшую корчму, где, мне казалось, условия для написания письма будут лучше и по голове не станут прыгать его многочисленные чада.
Но его благоверная широкой и высокой грудью перекрыла нам дорогу, коротко, но ясно дав понять, что она создаст все условия для плодотворной, творческой работы дома, а корчма – это не место, где пишут столь важные письма. Поскольку дьякон был незнаком с классикой, которая настойчиво рекомендует нам не спорить с женщиной, проводя сравнение этого занятия с черпанием воды решетом, он попытался стать на защиту своих прав. Поскольку основным оружием силового конфликта выступала грудь, которой каждый пытался отстоять свои права, то стоило лишь сравнить вооружение – и любому становилось ясно, что муж потерпит сокрушительное поражение. Так и случилось.
Прибрав на столе в кухне, жена усадила меня на лавку, детей отправила в комнату, а мужа – за письменными приборами. Притащив внушительную глиняную чернильницу, сухого песка, гусиных перьев, взяв у меня лист пергамента, дьякон приготовился записывать, что скажу. Перед этим мы долго ругались, потому что он настаивал, что будет писать благозвучно, а не так, как диктую, что означало: он начнет туда вставлять всевозможные обороты из церковнославянского, так что в результате читать это станет совершенно невозможно, как все дошедшие до нас рукописи. Особенно меня смешили ученые умники, утверждавшие, что так наши предки и разговаривали.
Категорически приказав ему писать то, что буду диктовать, и никаких изменений не вносить, начал выдумывать ему письмо так, чтобы оно состояло из слов и предложений, необходимых мне в дальнейшем. После того как он изрисовал буквами приблизительно треть пергамента и, все же не сдержавшись, вставил свои «паки чаю», отобрал у него под этим предлогом пергамент. Затем попытался под его чутким руководством выводить буквы гусиным пером. Поскольку учился еще в те светлые времена, когда в первом классе были уроки каллиграфии, а гусиное перо не принципиально отличалось от металлического, после нескольких посаженных клякс руки уловили правильный наклон и начали выводить буковки.
Написание букв, естественно, несколько отличалось от нашей эпохи, но отличия были несущественными, рука набилась быстро. Удивленному моими успехами дьякону объяснил, что с детства грамоте обучен, но долго в руки пера не брал, все больше саблей махать приходилось. Исписав для тренировки весь пергамент, почувствовал уверенность в завтрашнем дне. Если аккуратно выводить буковки, выйдет не хуже, чем у дьякона. Может, и сделаю пару ошибок в словах, так князь мне простит: для него главное – смысл уловить.