– Нет, Валя, настоящая холостяцкая вечеринка была у моего брата – до сих пор юристы расхлебывают.
– Ты розги уже приготовил?
– Только не говори, что ты и сейчас на стороне Игоря.
– Я на стороне братской дружбы, любви и справедливости. Кит, ты же понимаешь, что не сможешь всю жизнь его опекать. Ослабь вожжи, дай возможность мало́му набить свои шишки. В конце концов, ему уже двадцать пять. – Игнатьев удобно вытянул длинные ноги и откинул голову на спинку кресла, предвкушая долгий разговор.
– Черт, Валя, ты не знаешь, каково это – лишиться детства в шесть лет. Он до сих пор винит меня, ведь я не дал ему попрощаться…
– Слушай, тебе тогда было шестнадцать. Это не тот возраст, когда человек принимает осознанные решения. Я в шестнадцать прятал водку в большущих стереоколонках в актовом зале. До сих пор помню, сколько бутылок помещается, – мечтательно заулыбался Валера. – Так что не грызи себя.
– Хах, даже я помню…
– …четырнадцать! – хором провозгласили два друга.
– That's my boy! Горжусь! – Валя одобрительно кивнул. – Кит, я серьезно, тебе пора отпустить Игоря и жить своей жизнью, а не стараться быть одновременно мамой, папой, братом, боссом и курицей-наседкой.
– А что мне тогда останется? Я ведь по-другому и не умею. Забыл, как это. Вся моя жизнь – списки целей, рядом с которыми я ставлю галочки и иду дальше. Новая модель «альфы» к Рождеству – done, место для брата в Беркли – done, следующая «альфа» – done… Такими категориями я мыслю, так живу. – Осадчий, нахмурившись, машинально потер складку между бровями.
– Ну и к чему это привело? Если память мне не изменяет, Игорь взял академический отпуск и слонялся по побережью Австралии двенадцать месяцев – официально чтобы подумать о своем будущем и жизненных целях, а на самом деле – чтобы свалить как можно дальше, хоть немного ослабить эту вашу… – Валя смял в руке салфетку, пытаясь подобрать верное слово, – пуповину.
– Думаешь, я сам этого не понял? Но с братом такая история… У меня чувство, что стоит мне ослабить эту нашу, как ты говоришь, пуповину, – Никита недовольно поморщился, – отпустить вожжи, и Игорь из своего сраного упрямства, иногда граничащего с идиотизмом, устроит карнавал саморазрушения. И я найду его то ли под мостом, то ли в роли босого дауншифтера на Бали.
– Не преувеличивай. Максимум найдешь его через год главой наркокартеля где-нибудь в Гвадалахаре, – Игнатьев откровенно издевался.
– Это не худший поворот. Тогда я смогу наконец бросить работу и жить за счет младшего брата, – впервые за вечер Никита искренне улыбнулся.
– За это давай и выпьем! За мир между братьями, несмотря на все различия!
– Выпьем!
Официант смотрел на парочку друзей во все глаза. Если один из них – тот, о ком он подумал, то мужчинам должно быть около тридцати пяти. Но почему-то сегодня эти двое больше походили на шебутных подростков: громкие, смешливые, оживленно жестикулирующие. Даже свечи на столе, казалось, горели в два раза быстрее обычного.
– Так, пока мы не слишком пьяные, признавайся, ты будешь покупать акции или нет? – Игнатьев поставил на стол пустой бокал.
– Ты же сказал: у меня две недели, чтобы дать ответ. Сейчас я склоняюсь к тому, чтобы купить. Но есть одно условие…
– Ииииии? – Валера в нетерпении забарабанил пальцами по столу.
– Ты должен уволить фотографа.
– Какого еще фотографа?
– Стаса Калиновского. Не спрашивай почему. Теперь у тебя есть неделя, чтобы подумать.
Произнеся это имя, Никита брезгливо скривился. Вчерашняя встреча с фотографом оставила такой же неприятный осадок, как и первая – на крыльце Grand Cafе́, в день прилета. Сидя за столом в переговорке, Осадчий сквозь стеклянную дверь увидел, как Калиновский подошел к Еве и что-то прошептал на ухо. Лицо девушки вспыхнуло, через пару минут она зашла в зал для переговоров, почему-то неся поднос с кофе, и швырнула его перед Осадчим. Ее ярость была настолько осязаемой, что пронеслась по чашке, словно цунами, и расплескала напиток. Никита даже не успел поинтересоваться, зачем ему кофе и нет ли в нем яда, как девушка вышла из комнаты.
– Эй, Кит, ты здесь? – подливая виски в бокал, спросил у друга Игнатьев. – Как тебе в целом редакция? Лучшие журналисты страны, между прочим. По крупицам их собирал. Взращивал.
– Нормальные ребята. Молодец ты.
– С Евой сработался? Нашли общий язык?
– Валя, если честно, странная она какая-то, – слегка раздраженно мотнул головой Никита.
– Потому что не вешается тебе на шею, как ты привык?
– А зачем мне это? Она абсолютно не в моем вкусе.
– Ну и отлично, потому что ты тоже не в ее вкусе. – Валера посмотрел с хитроватым прищуром.