— Как Тревор?
— Отлично, — улыбаюсь, — сыт, толст, доволен — что ещё надо коту?
Экипаж трогается, а я все ещё не могу погасить улыбку. И как Нейт не обижается…
К крепости подъезжаем вовремя — короткая стрелка на городской ратуше стоит четко на восьмерке в то время, как длинная указывает на “без пяти”. Сегодня допросов не предвидится — разве что-то совсем экстраординарное. А значит, меня ждет стандартный рабочий день и куча писанины.
Каланхоэ выжил. Я констатирую это сразу, как только попадаю в кабинет. Переставив везучее растение на подоконник — поближе к тусклому зимнему утру, я не выдерживаю — зажигаю верхний свет, настольную лампу, раздвигаю тяжелые портьеры. Зимой мне отчаянно не хватает солнца — и сегодняшний день не является исключением.
На растопку камина уходит ещё четверть часа — хоть в крепости и топят, я никогда не отказываюсь от живого огня. Да и работы немного — я всегда заполняю документы по горячим следам, поэтому сегодняшний день будет посвящен переносу данных из моего личного планшета на бланки строгой отчетности. Поэтому я не тороплюсь — хожу по комнате, разминаю шею, поправляю статуэтки, рядочком стоящие на книжной полке. Там же нахожу пару нечитанных книг — в прошлый раз не зашли, но что мешает дать им второй шанс?
Наконец, все дела переделаны и мне ничего не остается, кроме как заняться своими непосредственными делами. Я подхожу к сейфу, но открыть его не успеваю — на столе вибрирует магический передатчик.
— Дознаватель…
— Мисс Локуэл?
Ну конечно, кто же ещё…
— Вам не кажется, что мы слишком часто общаемся, мистер Максвелл?
— Не кажется. Но, если честно, я бы предпочел контактировать с вами по более приятным поводам.
Его голос собран и в нем, кажется, проскальзывают нотки тревоги, поэтому подбираюсь я мгновенно.
— Что случилось?
— Разрешите, я зайду?
Киваю, словно он может меня видеть:
— Да, конечно.
Оставшееся время до прихода инквизитора я провожу странно: зачем-то ставлю чайник, смахиваю пыль со стола и долго, до скрипа, протираю листики несчастного каланхоэ. И, наконец, когда за дверью слышится стук, будто выныриваю из странного сна.
— Войдите!
Дверь незамедлительно отворяется, являя мне инквизитора во всей своей красе.
Он уже не на дежурстве, а штатная служба требует и выглядеть соответственно. Я сотни раз видела инквизиторскую форму, но в этот раз просто не могу отвести взгляд от черного костюма с красными вставками и серебряными пуговицами. На парадной форме пуговицы золотые, а красные вставки заменены другими, цвета засохшей крови.
В память о погибших одаренных в темные века.
Я не знаю, сколько времени я изучаю стоящего на пороге Максвелла. Минуту, две — а может, целую вечность? И он реагирует — искривляет губы в ироничной усмешке и немного ехидно замечает:
— Мисс Локуэл, если вы закончили…
Спохватившись, отвожу взгляд, автоматически набрасывая на себя завесу отрицания. А то ещё почувствует весь букет моих эмоций. Конечно, утешение слабое — инквизитор чувствует изменившуюся атмосферу и его ноздри на мгновение раздуваются, точно у хищника, почуявшего жертву. Но мужчина тут же берет себя в руки, делая вид, что ничего не заметил и проходит в кабинет. В его руке я замечаю темную папку института пристального дознания.
Так, а это уже интересно.
— Присаживайтесь, — пользуясь правом хозяйки, гостеприимно указываю инквизитору на стул, — чаю?
— Нет, благодарю, — он вновь усмехается, — я после прошлого всю ночь заснуть не мог.
Звучит… двусмысленно, но я стараюсь не подавать виду — сажусь напротив и внимательно смотрю на Максвелла. Зелье действует — я не чувствую никаких спазмов или слабости. Джо все-таки волшебник.
— Сегодня я принимал дела у уволившихся инквизиторов, — Риндан серьезен, — заочно, конечно.
Киваю.
— И в ряде документов нашел странные и, что самое главное, повторяющиеся ошибки.
— Вот как? — я пока не понимаю, что сподвигло мужчину советоваться со мной.
— Смотрите, — он открывает папку и я послушно склоняюсь над ней. Наши головы сближаются и я все-таки чувствую слабый прострел в позвоночнике, — здесь описаны эмоции задержанных.
Пробегаю взглядом по строчкам. Страх, ненависть, разочарование, презрение… снова страх… Степени выраженности эмоций заботливо прописаны в поле рядом.
— Вам ничего не кажется странным?
Поджав губы, некоторое время смотрю на написанные ровным почерком строки. Затем забираю папку и отхожу к окну. Ещё раз читаю и, поднеся листок к носу, вдыхаю запах чернил.
— Даже не знаю, с чего начать, — выдаю я, осознав размер подставы, — и много таких дел?
— Боюсь предположить, но около полусотни.
Привалившись к стене, прикрываю глаза:
— Нужно писать в столицу. Срочно.
Через час все стоят на головах. Прибитая к общему шторму отдельным течением, имя которому Риндан Максвелл, я покорно поддаюсь всеобщему безумию. Допросы отменены и лишь дежурный дознаватель и дежурный же инквизитор остаются на своих местах. Мы же все брошены во власть архива.
Ряды темных папок (пока что за последние полгода) пугают своим количеством. Сняв завесу отрицания, приступаю к делу: проглядываю дело на предмет дописанных строк, сообщаю секретарю, дожидаюсь подтверждения инквизитора. И так по всему архиву. Девять дознавателей, на которых приходится всего лишь три инквизитора, действуют так же и по всему архиву разносится шелест бумажных страниц.
Риндан занят с другими следователями — но я регулярно слышу его голос, доносящийся из-за рядов книжных полок. А со мной работает другой инквизитор, тоже из новых. Он мне неприятен, от него терпко пахнет лакрицей и, что самое страшное — он это понимает. А посему лишь криво усмехается, подтверждая очередные мои слова. Завесу отрицания пришлось снять — здесь им нужны мои эмоции.
Проглядев с полусотни папок, я как-то незаметно для себя втягиваюсь и инквизитор уже не вызывает отрицательных эмоций. И даже когда в коротком перерыве он предлагает мне чай, я улыбаюсь и киваю.
В архиве не топят — тепло разрушает магические заклинания, призванные сохранить бумагу от разрушения. Но шубка греет слабо — промороженный камень с успехом выполняет свою функцию, превращая архив в филиал ледника. Я уже даже не обращаю внимания на окоченевшие пальцы, лишь изредка, на автомате, cогревая их заклинанием горячей крови — единственным доступным здесь, да и то, в качестве исключения.
А папкам конца и края нет… архив поднят уже за последний год и секретари кладут на мой стол все новые и новые стопки дел. Голоса Максвелла уже не слышно — видать, завалило работой, а может, просто я перестала обращать внимания на то, что творится вокруг.
И вновь папки, папки…
Когда темнеет, в архиве зажигают свет — круглые светильники, дрейфующие над потолком, являются плохими помощниками — я хмурюсь и морщусь, пытаясь разглядеть разницу в чернилах. Наверное, именно поэтому инквизитор вдруг качает головой:
— Не стоит.
Я вопросительно гляжу на мужчину.
— Я попрошу приостановить рассмотрение до завтра, — с этими словами он поворачивается и исчезает за полками, оставляя меня с раскрытым делом в руках.
Срабатывает. Подошедший через несколько минут после ухода инквизитора секретарь сообщает, что на сегодня всё. Кладу дело и некоторое время просто стою, пытаясь ощутить тепло в окоченевших ногах. Холод есть холод — здесь даже теплые сапожки с мехом не спасут. По приезду домой надо залечь в ванну.
Я все же сдвигаюсь с места. Прохожу мимо двойного конвоя из гвардейцев и уже на лестнице сталкиваюсь со “своим инквизитором”. Он, судя по всему, намерен остаться в архиве — и, проходя мимо, лишь кивает мне:
— Хорошего вечера, мисс Локуэл.
— Спасибо, — киваю, стараясь не думать, откуда он знает мою фамилию, — и вам…
— Вальтц, — улыбается он кончиками губ, — просто Вальтц.
— Хорошего вечера, Вальтц, — искренне желаю я, отвечая на улыбку.