— Отлично. Сегодня пропитание на вас, Эньер.
— Огромное спасибо!
Обрадованный мужчина исчез из поля зрения быстрее, чем я переварила его ответ.
— Это был сарказм?
Колдунья уверила, что я стала свидетельницей горячей благодарности — явления среди наших практикантов редкого, почти что уникального.
— Пока у всех есть домашняя пища, — с улыбкой пояснила Мела. — Это же не студенты, которых отправили прямо из общежития. Каждый из них имеет знак мага и работает в гильдии. Медор, Илона и Эньер — семейные люди. Слышала, как звенели их закрутки, когда разгружали телегу? В общем, сегодня готовить не придется, мусора нет — не дежурство, а сплошное безделье.
Я вытребовала у нее обещание вечером вернуться к вопросам о драконах и отправилась устраивать жизнь подопечных. В конце концов, когда еще выпадет возможность покомандовать? Кстати, раз уж в моих руках оказались крохи власти… Ха, в графике дежурств точно не будет строки «Тая из Рысей»! Насчет Мелы стоило подумать. С одной стороны, кухарить она умела. С другой, я до сих пор не разобралась, являюсь ли ее подчиненной или мы на равных.
Колдунья — полная моя противоположность, и вряд ли оценит шутку. Играть в команде она и не любила, и не умела. Хорошо, что хоть со мной начала ладить — понятное дело, не без участия сестры. Вернее, ради сестры. Но это давняя история, какой смысл вспоминать? Главное — мы немного понимали друг друга.
А еще в прошлом году мы вместе возродили Черного Дракона.
Все-таки у нас было что-то общее.
* * *
Вечер прошел ужасно, ночь — кошмарно, утро — паршивее некуда. Медор стал почетным завсегдатаем местного кабака и мучился тяжелым похмельем. Заяц вдрызг разругался с Лилеей, требуя компенсацию за зря потраченную банку варенья. Женская часть поселка возненавидела Ласку — той вздумалось загорать на крыше и, скажем так, после этого зрелища румянец не сходил со щек Брена несколько часов кряду.
Сокол жаждал наставлений, однако Мела игнорировала подопечных с завидным упорством. Она заперлась в своей комнате, разложила по полу книги и шуршала записями чуть ли не до рассвета. Я даже не решилась напомнить ей об обещанном разговоре — это могло подождать.
Барр не появлялся более полугода. Смешно думать, что он прилетит в ближайшие дни. Вернее, смешно думать, что он вообще прилетит.
После обеда парень прекратил шастать под окнами колдуньи и обратил внимание на мою абсолютно немагическую личность. Поймал в темном углу, сверкнул золотой монетой… Сделал неприличное предложение.
Попросил достать кроху серебряной пыли! Совсем чуть-чуть — он не собирался замахиваться на сложные заклинания. И смотрел такими жалобными глазами, что мне захотелось пришибить его — чтоб не мучился идеалами и не лез из шкуры, пытаясь что-то доказать.
Впрочем, об его умениях я ничего не знала, поэтому злословить не следовало. Вдруг он действительно провалил экзамен по воле случая?
Поскольку мы оба понимали, что в данной ситуации «достать» означало «своровать», я имела полное моральное право выплеснуть на него свою злость на мир — в виде нотации, разумеется. Сокол устыдился, потупил глаза и бочком убрался прочь, позабыв у меня золотой. Я почти поверила в педагогическую силу наставлений и всерьез задумалась, не заняться ли воспитанием на профессиональном поприще. Хорошо, что вовремя заметила выползшую на солнце Ласку — как и вчера, одетую в две ленточки и ожерелье.
Скука длилась до сумерек, и развеять ее не сумела ни жившая по соседству тетка, попробовавшая оставить Илону без волос, ни кабатчик, обвинивший Медора в краже курицы (кстати, на ужин действительно был куриный суп, но я предпочла верить практиканту), ни староста села, предупредивший, что если кто из нас сунется на кладбище, то там и останется. Тот факт, что некромантия — прошлый век, его не волновал.
А когда стемнело, стало куда веселей.
Заяц подхватил клеща, и это событие запомнилось поселку на годы вперед. Лилея громко страдала из-за бабочки. Брен сунулся к Меле с требованием проводить занятия согласно учебному плану и почти достиг успеха: прежде, чем выставить его взашей, она ткнула ему какую-то книгу.
«Молодец, добился своего», — я восхитилась его напористости. Но он не выглядел довольным — скорее, разочарованным. Выяснилось, что в теории Сокол считал себя мастером и жаждал практики.
— Через мой труп, — как отрубила колдунья.
Он ответил таким взглядом, что я разволновалась не понарошку.