— Да? — произнес он холодно, почти насмешливо, когда она замялась, и нарочито неторопливыми движениями закурил сигарету. — Продолжайте же! Вы хотите спросить, каковы отношения между мной и миссис Флеминг?
Сердце Ким забилось так часто, что ей показалось, что оно вот-вот выскочит из груди. Ей хотелось зажмурить глаза, умолять его не говорить ей ничего о его отношениях с Моникой Флеминг, потому что ее это не касалось. Она боялась услышать то, что он скажет… Потому что на одну неизбежную секунду после того, как она это услышит, земля перестанет вращаться, она уже испытала такое однажды и просто не в силах была вытерпеть это снова. Она облизала пересохшие губы.
— Я бы сказала, что здесь все довольно очевидно, — ответила она.
Он улыбнулся. На этот раз в улыбке промелькнула жестокость.
— Что ж, это все упрощает, не так ли? — пробормотал он. — Вы поняли, что я просто жажду жениться на Монике, да я и не могу представить себе мужчину в таком потрясающем положении, как я, которому легко было бы ждать! Она будет прекрасной хозяйкой в Мертон-Холл, чудесной матерью сыну, который, я надеюсь, у меня когда-нибудь будет…
Ким содрогнулась. Холод, казалось, проник ей в самое сердце. Она сидела, сжимая плед негнущимися холодными пальцами, и глаза ее были пусты. Гидеон, заволновавшись, выхватил плед из рук Ким и завернул ее в него, потом схватил за руки, стал растирать их своими сильными пальцами, стараясь вдохнуть в них тепло.
— Да вы замерзли! — потрясенно воскликнул он. — Не надо мне было вот так везти вас черт знает куда! Вы, скорее всего, еще и не поужинали толком.
Ким слабо улыбнулась:
— Поужинала.
— Совсем одна в этих комнатах! Зачем вы это сделали? Я посылал Флоренс сказать вам, чтобы вы шли ужинать с нами.
— Я знаю.
— Почему вы такая упрямая? Почему вы настояли на том, чтобы остаться наверху, а потом флиртовали с Дунканом в холле? Почему вы это сделали?
— Я этого не делала!.. Я хочу сказать, я случайно встретилась с мистером Дунканом.
— Когда вы вошли в библиотеку, он держал вас за руку.
Ким удивленно уставилась на него. Он смотрел на нее, и она почувствовала себя как кролик перед удавом.
— Знаешь, что я тебе скажу? — хрипло произнес он. — Я захвачен идеей жениться на Монике и, несмотря на это, хочу поцеловать тебя! Я не могу отделаться от желания поцеловать тебя с тех самых пор, как ты приехала в Мертон-Холл! Ты производишь такое действие на всех мужчин, которые встречают тебя?.. Особенно на тех, кто берет тебя на работу?
Она покачала головой, словно он обидел ее, но он не обратил никакого внимания на этот жест. Он сгреб ее в объятия, и с этого момента она перестала понимать, что происходит. Она просто знала, что это происходит…
Его губы были настойчивыми, теплыми, восхитительными, они заставили сладкий, бурный огонь побежать по ее венам. Его чуть жесткая щека, аромат его волос, его учащенное дыхание — все это еще сильнее захватывало ее и уносило волной восторга, которого она никогда раньше не испытывала. И хотя ей было трудно дышать, потому что он обращался с ней грубовато и стремился до капли извлечь удовольствие из этого вынужденного поцелуя, она жаждала, чтобы поцелуй не прекращался. Он поднял голову и взглянул на нее.
— Кто-нибудь из них целовал тебя так? — хрипло спросил Гидеон, его серые глаза сверкали в свете приборной панели. — Малтрэверс…
— Не надо, — прошептала Ким и попыталась освободиться, но он не собирался отпускать ее.
Он прижался щекой к ее волосам и вдохнул их аромат, закрыл ее глаза новыми поцелуями, а потом снова поцеловал в губы, но совсем не так, как в первый раз. Он обхватил ее рукой, заставил откинуть голову на спинку сиденья и прошептал:
— А это на память! Чтобы было что вспомнить обо мне!
И волшебная нежность его губ лишила ее сил протестовать, когда он наконец отпустил ее. Она просто неподвижно сидела, завернутая в его плед, а он завел машину, развернул ее, и они поехали обратно той же дорогой, которой приехали.
Десять минут спустя он заговорил с ней.
— Я могу рассчитывать, что ты останешься с моей матерью, пока ей не станет лучше, правда?
Ким едва могла говорить — голос предательски дрожал.
— Если ты позволишь мне уехать сразу же, как ей станет лучше.
— Разумеется.
Он произнес это с такой небрежностью в голосе, что Ким сразу обрела голос:
— Когда я приехала в Мертон-Холл, я подумала, что ты жесток со своей матерью. Ты смеялся над ней, ты презирал ее… Ты все еще в глубине души презираешь ее! У нее много женских слабостей, а для тебя они хуже преступления. Ты жестокий человек — жестокий и высокомерный! Миссис Флеминг будет тебе прекрасной женой, по сути, она так же жестока, как и ты. Я содрогаюсь при одной мысли о том, какие у вас будут дети…