— Ты! — воскликнула она.
Гидеон Фабер забрал у нее сумки и положил их на тумбочку в прихожей, потом предложил ей пройти в гостиную. Он очень хорошо выглядел, был прекрасно одет, в нем чувствовалась уверенность в себе, хотя серые глаза упорно смотрели в сторону. Казалось, он боится, что она в любой момент оправится от удивления, вспомнит о своих правах и выгонит его вон.
Но Ким ничего подобного не сделала.
Она покорно последовала за ним в гостиную, а потом потребовала объяснить, как он попал в квартиру.
— Меня впустила твоя хозяйка, — объяснил он. — Я сказал ей, что я твой старый друг, и она, кажется, решила, что нет ничего предосудительного в том, чтобы я вошел и подождал тебя здесь.
Ким прикусила губу.
— Да, хозяйки в Лондоне вот такие, — сказала она ему. — Если только, конечно, ты не платишь очень высокую ренту и не можешь быть сам себе хозяином. Моя не часто вмешивается, но обладает ненасытным любопытством.
Гидеон стоял, пристально глядя на нее, их разделял журнальный столик.
— Ким, — сказал он, — мне надо кое-что сказать тебе.
Выражение ее лица тут же изменилось.
— Твоя мать?..
Он покачал головой:
— Нет. Мама чувствует себя так хорошо, как уже давно не чувствовала… Она даже ходит по дому и отваживается выбираться в сад. Она послала тебе привет.
Глубокие темно-синие глаза Ким, казалось, наполнились слезами.
— Как мило с ее стороны!
— Ким! — Он шагнул к ней, но она торопливо попятилась.
— Я не помню, чтобы ты имел привычку называть меня Ким, пока я работала в Мертон-Холл, — сказала она, словно искала, чем бы защититься от дальнейших его попыток установить отношения, которые никогда не существовали между ними. — Ты всегда был подчеркнуто официален.
— Кроме двух случаев, которые я очень хорошо помню, — тихо заметил он и вынул из кармана темно-желтый конверт. — Это пришло для тебя после того, как ты уехала из Мертон-Холл, — сказал он ей. — К сожалению, он был открыт; но суть содержания уже все равно была передана по телефону. Это было просто подтверждение. Я пытался связаться с отправителем, но его не было. После этого я пытался связаться с тобой, но ты не оставила адреса, а в агентстве меня встретили не очень приветливо. Так что найти тебя было непросто.
Ким неторопливо взяла у него конверт.
«Принял выгодное предложение в Новой Зеландии. Скорее всего, не дольше года, но климат хороший, условия прекрасные — включая дом. Пожалуйста, передумай и выходи за меня замуж до моего отъезда. Ужасно сожалею о прошлом и хочу только сделать тебя счастливой в будущем. Пожалуйста, свяжись со мной, если согласна. Если не ответишь, я пойму.
Ральф».
Ким смотрела на письмо, словно не могла понять смысл после первого прочтения, потом подняла глаза на Гидеона и тихо спросила его, что он предпринял по поводу письма.
— Я уже сказал, что пытался связаться с Малтрэверсом, но к тому времени он просто упаковал вещи и уехал. Прошло немало времени между получением письма и моим возвращением из Бельгии. Если ты помнишь, ты покинула Мертон-Холл, как только узнала, что я должен скоро приехать, а это было, как минимум, за неделю до того, как я вернулся в Лондон. Я несколько дней провел в городе и только потом поехал в Мертон. К этому времени тебя там уже не было… Обстоятельство, к которому, надо признаться, я не был готов!
Она прикусила губу:
— А до этого никто не подумал о том, чтобы связаться с тем, кто послал мне письмо?
— Там был только Пиблс, а он толком не знал, что с ним делать. Так что он просто оставил его в покое до моего приезда.
— Понятно.
Казалось, Фабер тяжело вздохнул.
— Мне очень жаль, Ким, — сказал он. — Я имею в виду Малтрэверса. Он уехал, думая, что настолько неинтересен тебе, что ты даже не захотела ответить на его письмо.
Ким сильнее прикусила губу.
— Разумеется, я ответила бы, — сказала она. — Но я думаю, он знал, даже когда отправлял письмо, что нет никакой надежды на то, что я передумаю. Я сказала ему об этом еще тогда, когда он во второй раз приезжал навестить твою маму.
Гидеон резко отвернулся, подошел к окну и стал смотреть на крыши домов.
— Почему ты не сказала мне об этом в тот день, когда я увез тебя на машине? — требовательно спросил он охрипшим голосом. — Я спросил тебя, каковы отношения между тобой и Малтрэверсом, и ты дала мне понять, что любишь его.