— Я сказала, что когда-то любила его, — поправила Ким, неподвижно стоя по другую сторону журнального столика.
Фабер повернулся на каблуках и в замешательстве уставился на нее:
— Не помню, чтобы ты ясно сказала мне об этом. Я спросил тебя, хочет ли он жениться на тебе, и ты сказала «да».
— И вы решили, что я хотела выйти за него замуж. — Ким сняла перчатки и швырнула их на стол. — Вы вообще много чего решили тем вечером, мистер Фабер, и не посчитали нужным обратиться за разъяснениями, — продолжила она, в ее голосе послышались жесткие нотки. — Мои личные дела никоим образом вас не касались, и вы не имели никакого права устраивать мне такой допрос. Во-первых, вы тогда только что обручились с миссис Флеминг, и…
— И что?
Его голос был таким резким, что она даже удивилась.
— Вы только что обручились с миссис Флеминг… Или, если собственно помолвки не было, собирались вскоре объявить о ней, во всяком случае, я так поняла. Как бы то ни было, вы задолго до этого сказали мне, что, возможно, все-таки женитесь на миссис Флеминг, когда преодолеете свою неприязнь к супружеству, — Ким продолжала с нарастающей иронией, — и в тот вечер, когда я так неосторожно ворвалась к вам в библиотеку, — а я даю вам слово, что ни я, ни мистер Дункан не сделали бы ничего подобного, если бы имели хоть малейшее представление о том, что комната была занята! — казалось совершенно очевидным, что вы успешно преодолеваете свою неприязнь.
Он обошел стол и схватил ее за плечи:
— Ким! Неужели ты действительно поверила, что я хочу жениться на Монике Флеминг?
Она кивнула, не сводя глаз с узла его галстука.
— Разумеется, — почти спокойно ответила она. — Я была абсолютно уверена, что вы собираетесь жениться на ней! Я, конечно, никогда не думала, что вы очень сильно привязаны друг к другу, но…
Он настойчиво потряс ее, и она поняла, что он зол. Очень зол.
— Как ты думаешь, что я за человек? Она украдкой взглянула на него, удивившись тому, что его серые глаза пылали.
— Не знаю.
— Нет, знаешь! В тот вечер я держал тебя в объятиях, ты ответила поцелуем на мой поцелуй… Ты поняла тогда, что мы любим друг друга, не так ли? И это был не просто бледный отголосок любви, это было сильное чувство, из-за которого я испытал настоящую агонию, когда мне пришлось отпустить тебя, а ты не удосужилась избавить меня от страданий, раз и навсегда ясно объяснив, что не собираешься выходить замуж за Малтрэверса! О Ким, — сказал он со стоном, — я был так отчаянно несчастен, и мне даже в голову не приходило, что ты тоже можешь быть несчастна. — Но сейчас по твоему виду не скажешь, чтобы ты была счастлива с тех пор, как уехала из Мертон-Холл. Ты похудела, глаза стали больше и в них появилось печальное выражение, а рот…
Она спросила, смеясь и плача одновременно:
— Что случилось с моим ртом?
— Через минуту расскажу. — Он провел пальцем по ее лицу, лаская его, а его глаза буквально пожирали ее, впитывая каждую черточку. — Дорогая моя, — с мольбой спросил Гидеон, — ты была очень несчастна?
— Очень, — призналась она.
— Мне тоже было очень плохо.
— Даже несмотря на то, что ты целовал Монику в тот вечер, когда я застала вас врасплох в библиотеке?
— Даю тебе слово, что я не целовал ее! Наверное, она почувствовала твое приближение — может, услышала твой голос, поскольку вы с Дунканом о чем-то говорили, прежде чем ворваться к нам, — и специально подготовилась к твоему появлению. Даю тебе торжественную клятву, что она обняла меня исключительно для тебя… или для любого другого, кто мог бы зайти в комнату и застать нас. Возможно, она думала, что после того, как нас застанут в такой компрометирующей обстановке, я сделаю ей предложение.
Глаза Ким заблестели, словно что-то разгоралось в глубине ее существа.
— И больше ничего?
— Никогда не было ничего больше!
— О Гидеон! — прошептала она.
— Но что насчет тебя и Малтрэверса?
— Я только думала, что люблю его, — выдохнула она. — Это было три года назад…
— А он любил тебя?
— Тогда нет. Я была очень впечатлительной — мне было всего девятнадцать, мне казалось, что он очарователен. Он ходил со мной в ресторан, на танцы — и все. Я уже совсем забыла о нем, когда он приехал в Мертон-Холл, но он, очевидно, не забыл обо мне.
— И я не удивлен, — заметил Гидеон. — А теперь он отправился топить свое горе в Новую Зеландию! Что ж, я надеюсь, он встретит кого-нибудь, кто поможет ему забыть последние недели, как забудем их и мы.
И они сжали друг друга в объятиях, она спрятала лицо у него на плече. Его пальцы осторожно перебирали ее волосы.