Жизнь тут же наказывает за самоуверенность. Выпрыгивая из резервуара, я неправильно рассчитываю усилия и врезаюсь коленом в каменное ребро. Из глаз сыпятся искры, нога словно отнялась. Крошечная заминка — но усталость наваливается такая, что я едва не падаю здесь же. Каждая мышца как свинцом налилась, не гнётся, требует оставить её в покое.
Я переваливаюсь через бортик. Встряхиваю головой, мокрые волосы шлёпают по лицу. Злой смех срывается с губ.
Ну уж нет.
Последний рывок точно будет стоить мне нескольких лет жизни. Я бегу так, как уже никогда не смогу, прорываюсь через чёрные лапы кустов, каблуками взрываю дёрн. В груди что-то хрипит, в боку колет так, словно в меня снова всадили арбалетный болт.
Я срезаю путь и выскакиваю к двум приметным деревьям. В небесах снова грохочет, пугая привязанную серую лошадь.
Несчастное животное не понимает, зачем оно здесь в такую погоду. Храпит, беспокойно перебирает ногами, встряхивает головой с прилипшей белесой гривой. Вонь мокрой шерсти пробивается через дождь. Я быстро разматываю поводья, перекидываю через конскую шею. Хватаюсь за скользкую луку седла — и осознаю, что понятия не имею, что делать дальше.
Айрис Вилфорт, урождённая герцогиня, училась верховой езде, как и всякая другая леди. У неё был пони, была своя кобыла в отцовской конюшне. Я полагала, что тело вспомнит навык в нужный момент, как было с танцами.
И потому стояла дура дурой сейчас. Лошадь косилась, явно не доверяя сомнительной всаднице.
Я сую ногу в стремя, понимаю, что с правой могу сесть разве что задом наперёд, и меняю на левую. Кое-как подтягиваюсь на дрожащей ноге, шлёпаюсь животом на седло. Секунды утекают вместе с дождём, кажется, что я корячусь уже целую вечность, и вот-вот из-за кустов покажутся гвардейцы. Ливень и гром скрадывают все звуки. Я не вижу преследователей и не слышу их, не могу оценить расстояние — и паника накрывает с головой.
Дрожащими руками я хватаюсь за луку, замираю в самой нелепой позе на свете — и всё таки перекидываю ногу через седло! Выпрямляюсь — голова тут же цепляет ветки дерева, на конскую спину падает жёлудь. М-мать моя, как же тут высоко…
Я пригибаюсь к шее коня, крепко держа поводья, трогаю бока каблуками, боясь сделать больно. Ноль реакции. Лошадь фыркает с неприкрытой насмешкой, мотает башкой.
За дождём слышится треск.
— Пошла! — ору я и всаживаю колени что есть силы.
А в следующую секунду заваливаюсь назад и только чудом умудряюсь не свалится на землю. В отместку серая скотина с места берёт галоп. Меня болтает в седле так, что желудок подкатывает к горлу, всё вокруг подскакивает, кажется, что я снова бегу. Дышать невозможно, дождь ослабел, но теперь вместе с ветром хлещет в лицо — приходится держать голову опущенной и надеяться, что в лошадиную голову не придёт нечто самоубийственное.
Седло бьёт под зад, как будто это меня нужно подгонять, дорога несётся под копытами быстрой лентой. Я дёргаю правый повод — и лошадь послушно забирает вправо.
Забор вокруг парка слишком высок, чтобы перепрыгнуть, но впереди чернеет изогнутая арка ворот. Сейчас они закрыты. Охранников не разглядеть, должно быть, прячутся в караульной.
— Открывай! — кричу я, что есть силы. — Открывай ворота!
У караульной движение. Лязгает металл. Медленно-медленно просвет между створками увеличивается.
— Быстрее, мать вашу! — кричу я не то охране, не то лошади, не то самому мирозданию.
Ворота надвигаются металлической западнёй. Я припадаю вниз, хватаюсь за лошадиную шею и зажмуриваюсь. Дробь копыт чуть сбивается — фальшивая нота в симфонии скачки, — всё тело сжимается в ожидании столкновения!
Но мы проскакиваем ворота и мчимся дальше. С колотящимся в ушах сердцем я рискую обернуться. В самом конце аллеи конная погоня.
Так далеко, что я успею скрыться в лесу, а дождь — размыть следы.
***
Когда я выбралась из леса на тракт, встал вопрос, куда двигаться дальше. Гроза ещё ворчала на горизонте, но дождь иссяк, а сквозь просветы облаков подмигивало солнце. Вернуться на тот забытый богами постоялый двор и ждать возвращения наших? Идея не понравилась ни мне, ни лошади, которая категорически не желала двигаться в ту сторону, мотала башкой и всячески выказывала недовольство. Зато в город она зарысила без малейших пререканий.
Я ещё не настолько сошла с ума, чтобы лезть через главные ворота. Благо, в городской стене Данкрифа были и другие проходы, а полдень — как раз время пересменка у стражи. На непопулярных дорогах караул смотрел вполглаза, так что я без проблем улучила момент, когда одна смена уже отправилась промочить горло в трактир, а другая ещё не заступила. Ведя свою норовистую лошадку в поводу, я просочилась в город.