— Ещё и леди, фу-ты ну-ты, — недовольно отозвалась девушка. Я прямо видела, как бурлит в ней злость, клокочет в поисках выхода
А ещё видела то, что выкладывается она больше всех. Вокруг её ладоней проступало золотистое сияние с алой искрой, такое яркое, что смотреть больно.
И это примиряло с любыми выпадами в мой адрес.
Нил засуетился, явно не в своей тарелке от накалённой атмосферы. Он отвёл меня в мастерскую, где жарко пылал растопленный камин, усадил и сунул в руки огромную кружку, от которой валил пар. Внутри лениво колыхалась тёмная жижа. Я осторожно принюхалась — на кофе или чай не похоже, скорее на смесь мёда с дёгтем.
— Это не очень вкусно, зато прогревает лучше всего, — честно предупредил парень. Он смущённо потёр шею и понизил голос: — Не сердитесь на Миранду, она не со зла это всё. Вернее, именно со зла, но вы тут не при чём. Мессир её из такой дряни вытащил, что и говорить не хочется… Она за него кого угодно в уголь сожжёт. Злится, что не смогла помочь, вот и кидается на всех.
— Понимаю, — кивнула я. Чувства огненной магички были мне знакомы как никому другому. — Но пусть следит за языком хоть немного. Моё терпение тоже не бесконечное, знаете ли.
Я отставила кружку, так и не решившись попробовать странное варево. Расстегнула жакет и полезла за шиворот сорочки. Глаза Нила мгновенно округлились.
— Что вы там себе надумали? — возмутилась я и достала свёрнутые бумаги. — Так. Среди вас есть кто-нибудь, кто разбирается в шифрах?
— Я немного увлекаюсь криптографией…
Если это «немного», боюсь представить Нила за горячо любимым занятием. Весь мир моментально перестал для него существовать. Думаю, если бы в этот момент в мастерскую залезли воры и вынесли всё подчистую, включая стул под ним, алхимик бы этого не заметил. Он чуть ли не носом водил по бумаге, черкал на отдельном листке и время от времени думал вслух:
— Эть... Нет-нет, так у нас не пойдёт. А как пойдёт? А вот так пойдёт? Конечно же пойдёт... Хе-хе…
Слушать это было невозможно.
Кажется, я задремала. И когда Нил резко хлопнул по столу, вздрогнула так, что едва не свалилась. Пару мгновений я осоловело моргала, пытаясь понять, где нахожусь и что это за бурлящие склянки вокруг. Местами подсохшая одежда пристала к коже и тянула, я пошевелилась, отлепляя её.
— Смотрите, здесь очень остроумный способ… — тараторил алхимик, размахивая у меня перед лицом двумя листами сразу.
Я пропустила объяснения и выхватила правый, на котором вихляющий почерк Нила складывался в расшифровку.
Тридцать человек. Десять дальний, двадцать ближний.
На каждого: 40 лилий и сверх того, что возьмёт.
Клятвы забывают, наше имя помнят.
— Эм… Вы уверены, что всё правильно перевели?
— Разумеется, — кажется, этот вопрос слегка его обидел. — Смотрите, всё же очевидно… Десять дальний, двадцать ближний — это про оружие. Скажем, десять лучников и двадцать мечников. Или арбалетчиков и молотобойцев. Или…
— А что за лилии?
— В некоторых кругах так до сих пор называют золотые монеты. Их раньше чеканили с геральдической лилией на реверсе, до того, как Мартинель Разоритель…
— Давайте лекцию по истории отложим, хорошо? — попросила я, видя, что он намерен посвятить меня во всю историю монетной чеканки до наших дней. — А последнее? Про клятвы. На угрозу похоже.
Нил поскрёб подбородок. Я только теперь заметила, что у него отросла щетина, в прошлый раз её не было. Приступ запоздалой благодарности прошёл, как только он сказал:
— Надо у Миранды спросить.
Я дождалась, когда он повернётся спиной и только тогда закатила глаза.
Миранда дожидаться не стала.
Она недовольно цокнула, когда Нил сунул ей листок, но всё-таки посмотрела. И немного изменилась в лице:
— Это девиз банды Ленни Четыре пальца, Волков Приречья. По этим кончелыгам давно виселица плачет, хуже отребья просто нет. — Девушка едва не плюнула. — Убери это от меня.
То, что для неё было хуже дохлого червя в тарелке, для меня обернулось настоящим золотом. В двух других письмах был всё тот же девиз. А ещё договорённости о месте встречи, имя связного и множество других косвенных свидетельств того, что отец нанял бандитов, чтобы устроить покушение.
Я выпросила у Нила папку из твёрдой кожи и убрала бумаги. Стол вдруг поплыл в сторону, я схватилась за край, чтобы не упасть. Поспать бы. Ушибленное колено болело при каждом шаге — наверняка там уже налился огромный синяк. Или шишка. Больнючая такая шишка. Мысль о том, что опять придётся сесть на лошадь, вызывала отвращение. Соберись, размазня, подумала я неприязненно. Ты стрелу в живот пережила, планка слишком высокая, чтобы расклеиваться из-за отбитой о седло задницы.