При монаршей семье он играл ту же роль, что умная голова играет при руках. Одновременно Первый советник и Великий магистр ложи тайных знаний, он обладал такой властью, что мог принимать решения без резолюции короля. Говоря «магия», всякий думал про Вальде. Говоря «Вальде» — надеялся, что сказанное не достигнет его ушей.
Слухов о нём ходило великое множество. Например то, что в действительности ему шла вторая тысяча лет, спал он на раскалённых гвоздях, а вместо вина употреблял свеженькую кровь младенцев. Всё это было чушью, разумеется, но лишь сильнее подчёркивало, насколько мифологической была фигура мессира Вальде для людей вокруг.
Ещё одно изменение сценария, думала я, измеряя шагами отведённые мне покои. То ли ещё будет.
Почему-то крепла уверенность, что на этом всё не закончится.
— Прилягте, госпожа, не утруждайтесь, — посоветовала Эдна в перерывах между хлопотами. Уж она-то себе поблажек не давала, слуги только и успевали поворачиваться под её указаниями. Комната с обитыми голубым шёлком стенами потихоньку принимала обжитой вид. — В ногах правды нет.
— Да нет её и выше, — продолжила я, покусывая ноготь.
Волнение, охватившее меня с момента приезда, всё не унималось. Так не сидится на месте, когда подспудно ждёшь чего-то неотвратимого.
Айрис провела этот день, наблюдая за своим благоневерным. Мозолила об него глаза во время обеда, за которым он занял место не рядом, а напротив, безо всякого стеснения флиртуя с дамами по обе руки от себя. Якобы случайно прохаживалась мимо дверей его покоев, надеясь улучить минутку для разговора. Передавала записки с дворцовой горничной, возвращавшийся без ответа, но с подозрительно алеющими щеками.
Вечером нас ожидал бал и представление с огнями, а после — ужин, на который будут приглашены лишь самые высокородные члены двора. Я не могла припомнить вкус блюд и содержание разговоров, потому что для Айрис они были не важны. Всё, что её занимало — улыбки, адресованные кому угодно, но только не ей.
Скверное дело — любить того, кто платит тебе презрением.
Будто подслушав эти мысли, в дверь постучался слуга с запиской от герцога Олбриджа. «Нужно поговорить. Встретимся в галерее рыцарей, жду с нетерпением». Подпись оканчивалась вычурной завитушкой, очень в его стиле.
— Ах с нетерпением, — мстительно усмехнулась я.
Скомкала записку и хотела было швырнуть её в камин, но за неимением оного пришлось ограничиться щелью между кроватью и стеной. Плевала я на его хотелки. Привык, понимаешь ли, что к нему по первому зову бегут. Разбаловался. Ничего, пусть своего же лекарства упьётся до тошноты.
Неспособная провести в покое хотя бы минуту, я решила пройтись по дворцу и наведаться в библиотеку. Её собирали четыре поколения, оберегая от пожаров, гниения и нечистых на руку хранителей, так что она по праву заслуживала звания Сокровищницы умов. Где ещё искать руководства по магии, как не там? Если с расторжением помолвки возникнут проблемы, и мне придётся бежать, хотелось бы иметь хоть какую-то помощь для выживания. Мысль о том, чтобы выйти за Леонара замуж казалась настолько смехотворной, что я даже не рассматривала её всерьёз. Страдания облагораживают душу лишь в бульварных романах — пусть же они там и остаются.
Комнаты переходили одна в другую, выстраивались рядами и закручивались в лабиринт. Здесь легко было затеряться, среди натёртого до блеска паркета и сверкающего хрусталя. Отражение преследовало меня: оно являлось в многочисленных зеркалах, подмигивало в подвесках люстр, мелькало на полированных вазах из чистого серебра. Всё было схоже, в едином стиле, но вместе с тем, каждая комната являла собой нечто новое. С картин в позолоченных рамах на меня снисходительно поглядывали тени прошлого, увенчанные напудренными париками. Пресытившись экскурсией, я попросила ближайшего гвардейца, с важным видом сторожащего открытые двери, проводить меня до библиотеки. Оказалось, что ноги занесли меня в ровно противоположную сторону.
Каким бы ни был огромным дворец, я то и дело встречала других людей, то гостей, то прислугу. Но здесь, в царстве безмолвных писаний, не было ни души.
Воздух тут был особенным. Тонкий запах, присущий старинным книгам, наполнял его, заставляя дышать глубже. Я шла вдоль полок с рядами тисненых корешков, догадываясь седьмым чувством, что самое ценное не будет выставлено напоказ, под атаку дневного света. Закрытые шкафы в глубине зала манили меня своей холодной отстранённостью.
Здесь не было ни единой свечи. И едва ли кто осмелится пронести источник огня в такое место, драгоценное и хрупкое — нужно быть сумасшедшим, чтобы рисковать подобным образом.