Это было сказано так просто, без намёка на театральность, что я сразу поверила. Он и правда бы сделал так.
— В этой жертве нет смысла. Напоминаю, что её всё равно в итоге казнили. И, поверь, это не самые приятные ощущения. Если выбирать из двух зол меньшее… Для неё тоже всё обернулось лучшим образом, как бы цинично это ни звучало.
Я чувствовала себя очень неуклюжей в этом разговоре. Всё равно что убить кого-то случайно, а потом похлопывать родственников усопшего по плечу. И равнодушной быть нельзя, и заходить слишком далеко в выражении сочувствия. Найти баланс оказалось трудновато.
Я спрыгнула с этого каната на твёрдую почву:
— Знаешь, где отец хранит документы?
— Здесь их нет. Он же никому не доверяет, держит всё при себе.
— Во дворце, получается…
С этого всё и началось.
***
Минус и плюс того, чтобы быть прислугой — вас никто не замечает.
Даже Ханна, садясь в наш экипаж, сперва ограничилась лишь маленьким кивком вежливости в мою сторону.
А потом услышала голос, присмотрелась и распахнула в изумлении рот:
— Рири?..
Я заметила, как дёрнулась щека у Радвина. Он больше не звал меня этим домашним прозвищем, да и вообще избегал называть по-имени.
План был крайне прост по своей сути — проникнуть во дворец под видом горничной или экономки и запустить руки в отцовский тайник. У такого дотошного, считающего каждую монетку, человека всегда всё записано. Уверена, что в его бумагах найдётся немало интересного — ведь наёмники не работают за идею.
Реализация оказалась сложнее. Одну меня не пустят даже за ворота. А капитан гвардии в компании молодой служанки вызовет нездоровый интерес.
Всё должно выглядеть естественно.
Поломав голову, мы сошлись на том, что Ханна идеально подойдёт на роль моей госпожи. Близился день рождения её тётки, который она не пропустит даже в трауре — так почему бы не предложить ей наш экипаж? Вернее, решение было моим, а Радвин просто не спорил.
Думаю, ему хотелось увидеть её.
Со дня отъезда Ханна не показывалась при дворе. И сейчас было понятно, почему. Я едва узнала прежнюю жизнерадостную девчушку в этой бледной особе. Со щёк сбежал румянец, под глазами залегли тени, щёки ввалились. Она выглядела как человек, позабывший о таких вещах, как сон и еда. Чёрный цвет её не красил: воровал последние крохи жизни и делал старше.
Ханна в изумлении смотрела на нас. По этикету, она должна была сесть рядом с женщиной, но так растерялась, что вместо этого плюхнулась напротив.
Вместо привычных ярких шелков я нацепила тёмный шерстяной жакет и юбку, позаимствованные из шкафа Эдны. Думаю, она не обидится. Длина оказалась чутка коротковата, но в целом сидело сносно. Положенный горничным глубокий чепец с белым кантом нашёлся в прачечной. Там же — штаны, которые я пододела на случай запасной стратегии отхода.
— Развлекаюсь, как могу, — сказала я. Концы отрезанной ради маскировки чёлки щекотали лоб, так что он постоянно чесался. Я с наслаждением поскребла кожу, стараясь не задеть скрытый волосами синяк на виске.
— Но что это? — воскликнула она. — Зачем?
— Знаешь, меня давно интересовало, как живёт простой люд. Хочу проверить, каковы условия труда, может, поменять что-нибудь для наших Джеммы и Мейси. Мы ведь понятия не имеем, как им живётся. С чем они сталкиваются каждый день, какую работу выполняют. Как же мы можем определить для них справедливую плату, если ни о чём не знаем? — К концу этой пламенной речи я сама почти поверила в кристальную чистоту своих намерений. Эдак можно заиграться и перейти к созданию профсоюзов.
— Не думала, что тебя волнуют такие вещи…
— Да, в последнее время вопрос справедливости занимает меня всё чаще. Я даже смогла убедить Радвина поддержать этот маленький эксперимент, представь себе.
— О… — Она подняла на него глаза и слегка улыбнулась. — Тогда я спокойна.
Они сидели рядом, такие разные внешне, но схожие своей внутренней болью.
Взгляд Радвина смягчался, когда падал на неё. А Ханна, обычно тихая в обществе мужчин, не стеснялась говорить ему то, о чём думает.
Если у меня всё получится, герцог Вилфорт утратит право на собственность. Всё состояние перейдёт к Радвину… Может, тогда он наконец решится?
Глядя на них, я не могла не думать о Дариане. Желание увидеть его сидело во мне постоянно, но иногда прорывалось наружу так остро, что замирало сердце. Тогда я поглаживала кольцо, словно это прикосновение могло передаться через расстояние. Но что это за горничная, с таким-то булыжником на пальце? Сейчас кольцо висело на крепкой цепочке, спрятанное под воротник.