Волосы потихоньку отрастали, но абсолютно белые — седые, хотя брови и ресницы остались такими же темными, как и раньше — их ужас произошедшего не коснулся.
Тора предложила покрасить волосы, но я решила оставить все как есть, тем более потрясающий чистый белый цвет мне очень шел. С длиной долго мучилась — короткие стрижки тут были не в чести и говорили не только о низком происхождении, но и об аморальности женщины. Сначала заматывала голову платком, а потом, когда волосы немного отросли, рассказала торе о способе их удлинить искусственно — плести тонкие косички, закрепляя их у основания собственных отросших волос. Тора Маэрта раздобыла где-то нити белого шелка и с помощью направленной на них магии наплела на моей голове, казалось, тысячи микрокосичек. Так как они были невероятно тонкими, а плетение практически не ощущалось, я стала обладательницей шикарной гривы платиново-белых волос.
Много времени проводила в библиотеке, изучая язык и политическое устройство королевства, и в лесу — на земле тора Кера. Удовольствие, с которым я носилась по лесам, когда ветер свистит в ушах, было просто непередаваемым.
Довольно быстро я познакомилась и подружилась со всеми обитателями дома. Ими оказались кухарка Рата и ее муж Сас — охотник и рыболов, а также управляющий и конюх в одном лице, и их дети: девочка Мийа шестнадцати лет и Растард, поступивший в местную академию правопорядка, но часто приезжавший на выходные и в так называемые увольнительные.
Со временем Мийа и Растард стали для меня настоящими друзьями, и даже больше. Парня я воспринимала как брата, не испытывая к нему никаких других симпатий, хоть он и был очень красив. Мы делились опытом, он учил меня пользоваться ножами, ездить верхом, ходить по лесу, идти по следу, драться, в конце концов. А Мийа приобщала к прекрасному женскому обществу, учила укладывать волосы, ухаживать за собой, собирать правильные травы в лесу, заваривать их и делать шампуни, тоники, варить душистое мыло. А я ее — шить и вышивать.
В первые месяцы я с трепетом и ужасом ждала от племянника тора Кера новостей о поимке того страшного человека. Но шли дни и летели недели, а новостей не было. Племянник ни разу не появился в доме дяди, как со временем начала называть тора, так что я даже не могла отблагодарить своего спасителя. Первое время еще пыталась уговорить Маэрту и Кера написать письмо тору Хаэру с благодарностями и признанием в обмане, вот только те были категорически против.
Как они объяснили потом, это была плохая идея. Ведь они обманули не только племянника и весь департамент, но и короля, сообщив, что «я» не выдержала мук и умерла. Вначале они еще думали, что со временем смогут открыться и объяснить причину своего поступка. А когда я окрепла и все же пересилила смерть, решили не доверять тайну никому: тор был уверен, что меня сразу заберут в подвалы дворца, а загонщики начнут проводить допросы, стремясь разгадать тайну моего появления в той лаборатории и выпытать все, что я могла рассказать о ее хозяине.
То есть моя жизнь будет не лучше, чем у того страшного человека. Осознав это, я пришла в ужас. Моя благодарность и любовь к людям, продумавшим все наперед, были безграничны.
Но были в моей жизни и плохие моменты. Как и обещал тор, по прошествии некоторого времени ко мне начали возвращаться воспоминания. Они проникали в сознание сначала во снах в виде кошмаров. Я редко помнила, что мне снилось, только просыпалась от собственного крика вся в слезах. В первую ночь, когда это случилось, тора, распахнув дверь моей комнаты, влетела в открытый проем, а ее ладони полыхали синими разрядами боевого заклинания.
Оглядев комнату и меня, заливающуюся слезами и нервно стискивающую подушку, она, встряхнув руками, погасила искры и, прошептав: «Ну вот и началось», кинулась ко мне, обнимая и шепча слова успокоения. Потом жуткие видения о моем заточении могли нахлынуть и свалить меня с ног прямо посреди двора или во время пробежки по лесу. Я перестала ездить верхом и ходить в одиночку далеко от дома. Со временем научилась предчувствовать приход кошмара и могла принять удобное положение. Но, конечно, синяки и шишки от падений были не самым страшным — гораздо более жуткими и угнетающими были видения.
Иногда я оказывалась одна в полной темноте, голая и голодная, раздирающая зубами кожу на запястьях в попытке вскрыть вены. Иногда приходила в себя в большой клетке посреди зала, освещенного парящими под потолком свечами. Забившись в дальний угол, я молча рыдала.