Так и всего с одной спичкой я смогу устроить взрыв.
This is my fight song
Это моя боевая песнь ,
Take back my life song
Заглушающая песнь жизни ,
Prove I'm alright song
Доказывающая, что я в порядке.
My power's turned on
Мои силы возвращаются
Starting right now I'll be strong
Прямо сейчас; я буду сильна,
I'll play my fight song
Я сыграю боевую песнь ,
And I don't really care if nobody else believes
И мне наплевать, если больше никто в меня не верит,
Cause I've still got a lot of fight left in me
Ведь внутри меня ещё живёт борьба.
Now I've still got a lot of fight left in me
Внутри меня ещё живёт борьба.
- Зар’ина!!! – прокричал Юрген. Ранкор наконец-то заглотил меня. Я сжала зубы, активировав механизм.
И мысленно обратилась к Юргену.
Живи, мой любимый! Ты – моя жизнь, ты – моё сердце! Теперь ты знаешь, что я ради тебя готова на многое и не только в любви… прощай…
Тот яростно закричал от бессильной злобы, создал огромный шар Силы, наэлектризовав его молниями и бросил в чудовище. Пещера утонула в яркой ослепительной вспышке. Раздался взрыв, который отшвырнул Юргена к воротам. Он ударился затылком, сполз на землю и потерял сознание.
Ранкор удовлетворенно проглотил девушку. Но тут же почувствовал себя нехорошо, а через некоторое время он икнул, и его разорвало на мелкие кусочки, забрызгав не только стены и потолок, но и каждый сантиметр поверхности его логова.
Свидетелем ужасной трагедии стала Трилла, которая добыла у перепуганного катара меч Юргена, вырезала круглое отверстие в решетке и спрыгнула в кровавую лужицу, бросившись к Юргену. Парень очнулся и атаковал Триллу волной темной стороны. Трилла охнула, перевернувшись в воздухе, затормозила и с сожалением взглянула на юношу, который медленно встал и открыл глаза. Девушку передернуло. Глаза его горели кроваво-алым золотом. Руки покрылись черным туманом, заискрили фиолетовые молнии… Юрген пал… Она не успела…
***** ****** *******
Рилот. Дом Фарси, глубокая ночь.
Катуни резко вскочила на кровати от детского крика. Даже стекла в доме дрожали. Сбросив одеяло, толотианка скатилась с кровати и побежала прочь из комнаты в коридор, едва запахнув халат. Споткнулась о толстый ковер, ударилась бедром о круглый столик с ветвистым боншииром в большом горшке, стиснула зубы, чтобы не закричать, и хромая, попёрлась в детскую.
Из гостиной вышла усталая Айла, почуявшая неладное. Толотианка с матерью девочки добрались до детской, за дверью слышался горестный плач, переходящий в истерические рыдания.
Катуни посмотрела на Айлу. Та обняла подругу за плечо.
Не успели они войти в детскую, как девочка, захлебываясь в слезах и распространяя вокруг волны боли, страдания и переживаний, бросилась к маме и сестре.
- Мамочка!
- Что стряслось, Айва? – обеспокоенно спросила Фарси-старшая, поглаживая девочку по лекку, которые она закрепила красивыми ленточками. – Успокойся, все хорошо…
- Не-ет… хнык… всё… кха… плохо! – запричитала девочка, готовясь к новой волне истерики.
- Катуни, свари молоко, - попросила женщина. Толотианка кивнула и вышла из детской, повернув в сторону кухни.
Сама тви’лечка подхватила дочь на руки, стала укачивать, напевая колыбельную и села на край кровати, осмотревшись: игрушки были разбросаны где попало, цветы чуть завяли, в открытое окно дул свежий ночной ветер, мило беседующий с занавеской, которая в силу своей скромности стыдливо прикрывалась, пытаясь сбежать.