— Здравствуй, Гермиона, — голос Морганы послышался за спиной девушки. — Ты меня звала.
— Моргана, ты всё-таки услышала меня? — Гермиона повернулась лицом к ведьме. — Я не особо понимала, получилось ли у меня тебя позвать. Где мы?
— Мы в твоем сознании, Гермиона. Твоя физическая оболочка сейчас без сознания, — начала объяснять Моргана. — Поэтому наша встреча происходит в твоей голове. У тебя возникли вопросы, так ведь?
— Я без сознания? Что со мной произошло? Я помню только, как попрощалась с Забини и… и все. Боль и темнота.
— Да, твоё тело без сознания. Могу предположить, что это из-за твоего истощения, — ведьма приблизилась к Гермионе. — Как видишь, сейчас ты выглядишь хорошо. Никаких синяков, пересохших губ и соломенных волос. Так выглядит твоя душа, она здорова. А вот твоё тело истощено и не выдерживает всплесков магии.
Гермиона начала осматривать себя. Она и правда выглядела хорошо. Платье на ней не свисало, а волосы аккуратно лежали на плечах, поблескивая в солнечных лучах. Девушка потянулась руками к своему лицу. Никаких впадин под глазами и острых скул, губы были влажными и пухлыми.
— Но почему моё сознание выглядит так? — Гермиона обвела лес руками.
— Видимо, твоё сознание нуждается в каком-то тихом и спокойном месте, — сухо ответила Моргана.
— О каких всплесках магии ты говоришь?
— Я ждала этот вопрос, Гермиона, — ведьма в плотную приблизилась к девушке и нежно взяла её под руку. — Давай пройдемся, тут действительно очень спокойно и тихо.
Гриффиндорка не стала противиться Моргане, и они медленно начали продвигаться вглубь леса.
— Твоя магия заточена в тебе, — начала ведьма. — Ведь, после войны ты практически не колдуешь, только на уроках. Магия копилась в тебе все это время, а потом ты начала работать с моей книгой. Как я уже говорила тебе, в книге тоже заточена магия. Ты — сильная ведьма, Гермиона. Но даже твоя сила не идет ни в какое сравнение с моей. Читая книгу, ты начала подпитывать себя моей магией, а она, в свою очередь, начала сосредотачиваться в тебе.
Гермиона внимательно слушала Моргану, стараясь вслушаться в каждое слово. Пейзажи вокруг них начали сменяться. Солнечная лесная лужайка превращалась в сумрак. Сквозь ветки деревьев перестали пробиваться солнечные лучи, а ветер начал усиливаться.
— В свое время ты выбрала светлую сторону. Так ведь? — продолжала говорить её спутница. — Но уверена ли ты в том, что эта самая светлая магия была заложена в тебе изначально? Если ты помнишь, я тебе рассказывала о том, что мы сами не выбираем, какую сторону принимаем. В каждом волшебнике есть свет и тьма, но что-то обязательно берет верх и определяет его. Ты никогда даже не допускала того, что в тебе может быть что-то темное. За годы обучения и Войну ты истратила весь свой светлый потенциал. Даже в самом злом волшебнике всегда живет свет, который позволяет ему кого-то любить, например. Или проявить какое-то сочувствие, — Моргана остановилась и посмотрела в глаза Гермионе. — Этот свет не берёт в нём верх, он существует для некоего баланса. Но ты растратила весь этот свет, даже больше. Ты выжала все из своей светлой стороны.
Они остановились и Гермиона осмотрелась. Вокруг была непроглядная темнота и холод, слышались какие-то звуки вдали, напоминающие животные рев. Холодный ветер больше не ласкал кожу, а грубо вторгался в легкие.
— Ты не оставила своей душе даже капельку света, тем самым нарушив этот тонкий душевный баланс. Вот, во что превратилась твоя душа, — Моргана раскинула руками, очерчивая темноту вокруг. — Ты выжгла свою светлую сторону, Гермиона. Каждый раз, когда ты пытаешься сотворить светлую магию, твоя душа упирается, поэтому ты живешь в боли. Позволь руководить твоей истинной магии, и ты почувствуешь себя свободной. Если ты мне не веришь, то попытайся вызвать Патронус, когда очнешься, и ты убедишься.
Гермиона застыла, пытаясь уловить смысл сказанного. Это не укладывалось в голове гриффиндорки, она не могла поверить в то, что говорила ведьма. Все её нутро отвергало то, что в ней не осталось светлой магии.
— Нет, нет, нет. Это не правда, — Гермиона затрясла головой, отрицая все сказанное. — Так не может быть, нет. Светлая магия не могла просто исчезнуть из меня, так не бывает. Ты врешь. Ты ведь сама сказала, что я в любой момент могу отказаться от твоей книги.
— Да, ты можешь отказаться от неё, это правда. Но только легче тебе от этого не станет, — голос Морганы звучал мягко и чужеродно для всей обстановки. — Как думаешь, сколько ты еще проживешь вот так? Ты нормально не спишь, не ешь. Ты сама себя калечишь, чтобы избавиться от душевной боли. Ты думаешь, что проживешь так долгую и счастливую жизнь? Ты ведь не можешь посмотреть на свое отражение в зеркале, потому что оно тебя пугает. Ты медленно и болезненно умираешь. И спасти себя можешь только ты сама.
Слезы предательски подступили к глазам и скатились по щекам. Это плакала не Гермиона, это плакала её душа. И это ощущалось совсем по-другому. Это не было похоже ни на одну из её истерик, это было ново. Каждая слеза казалась расплавленной лавой, которая прожигала лицо. Холодный ветер хлестал одежду на девушке, ударяя по ногам и телу. С каждым тяжелым вздохом темнота вокруг сгущалась, а порывы ветра становились холоднее. Животный рев не слышался уже слишком далеко, а был буквально за её спиной. Гриффиндорка чувствовала чье-то присутствие рядом, чувствовала своё собственное замедленное сердцебиение.
Моргана лишь крепче сжимала её руку и ничего не говорила. Она ждала, пока Гермиона успокоится. Рыжая ведьма знала, что все, что происходит вокруг, вызвала сама Гермиона, это был ураган в её душе.
— Только я сама могу себя спасти? — спросила Гермиона, когда слезы начали уже высыхать на щеках. — А родители? Их я спасу?
— Да, — коротко ответила ведьма. — Спасешь себя, и найдешь спасение для них. Позволь своей истинной магии вырваться наружу. Это не будет легко, но я тебе помогу, я тебя научу. Я подарю тебе магию, о которой другие волшебники даже не мечтали. Просто позволь мне помочь тебе.
Сейчас. Сейчас Гермиона должна принять решение. Правильное решение.
Родители. Спасешь себя, и найдешь спасение для них.
— Я согласна.
Темный вихрь закружил вокруг ведьм, поднося их в воздух. Гермиона почувствовала внезапную легкость, которая просочилась в каждую клеточку тела. Рана, которая кровоточила последние месяцы в её душе, быстро затянулась, не оставляя даже шрама. Весь яд из неё испарился, разнося свежую кровь по венам.
— Возьми мою палочку, теперь ты ее хозяйка, — обратилась к девушке Моргана, протягивая ей свою палочку. — И вот, это ожерелье, оно убережет тебя.
На шее Гермионы появилось ожерелье из чистого серебра, инкрустированное зелеными рубинами.
— У тебя все получится, Гермиона. А теперь ты должна очнуться.
Моргана отпустила руки Гермионы, отпуская её в вихрь. Темнота вокруг начала рассеиваться, уступая место вспышкам света. Тело начало наливаться свинцом, теряя свою невесомость.
Резкий запах зелий ударил в нос, заставляя девушку поморщиться. Тяжелые веки с трудом открылись, приоткрывая перед девушкой картинку с изображением потолка в больничном крыле. Ну, конечно. Она снова в больничном крыле. Тело начало резко сигнализировать гриффиндорке о том, где болит. Сбитые в кровь коленки начали жечь под тонким покрывалом, а разодранные ладошки не смыкались в кулак.
— Очнулась, Грейнджер? — раздался мужской голос.
Гермиона попыталась поднять голову, чтобы увидеть, кто к ней обратился. Но одно неосторожное движение, и голова превратилась в неподвижный свинец. Пару секунд, и еще одна попытка, которая оказалась удачнее. Гриффиндорка аккуратно подняла голову, перемещая вес тела на подушку, чтобы принять сидячее положение. В глазах тут же потемнело от такого движения. Как только черные пятна исчезли, она увидела Забини, который сидел у её ног.