Три дня. Она смогла забыться на три дня, боль отключила её на долгих три дня. Она не видела кошмары все эти дни, не ощущала одиночества и боли, просто отключилась и все. Эти мысли привели в восторг и она захохотала.
— Мисс? С вами все хорошо? — только глухой не услышал бы испуг в голосе медсестры.
— О да, мадам Помфри, со мной все хорошо, — уняв свой смех ответила Гермиона.
Этот занятный диалог прервался, когда отворились двери в больничное крыло и в проеме появился силуэт Макгонагалл. Та направилась в сторону Грейнджер и буквально через секунду была у её постели.
— Мисс Грейнджер, вижу, вы идете на поправку? — в голосе директора слышались нотки беспокойства и тревоги.
— Да, профессор, спасибо. Я, правда, чувствую себя лучше, — Гермиона посмотрела на обеспокоенный вид директора.
Минерва жестом попросила медсестру оставить их наедине и присела возле Гермионы, изучая взглядом.
— Мисс Грейнджер, я очень рада, что вы пришли в себя и идете на поправку, — профессор замялась и отвернулась к окну. — Но я хотела бы услышать, что с вами произошло в то утро? Потому что из слов ваших соседок: они услышали шум в ванной, а когда забежали туда, то вы лежали…в луже собственной крови.
— Думаю, что все так и было, профессор. Я тоже помню, что я была в ванной и я лежала в луже своей крови, — Гермиона впервые в жизни не знала, что ответить.
Эйфория от боли начала униматься и гриффиндорка оказалась в тупике. Не понимала, что она должна была сказать директору, как должна была объяснить свой поступок.
Да, профессор, я лучшая ученица Хогвартса, решила выпилить себя заклинанием. Вот такая я, поехавшая на всю голову.
Но, вслух, Гермиона не решилась больше ничего произнести. Она видела взгляд Макгонагалл на себе, ощущала ее непонимание ситуации. Недосказанность висела в воздухе тяжелым туманом.
— Мисс Грейнджер, заклинание было выпущено из вашей палочки. Кроме вас никого в ванной не было, — директор прервала тишину и пыталась звучать уверенно. — Из этого всего я могу сделать вывод. Один вывод. Вы пытались сами себя травмировать.?
Вывод директора скорее казался вопросом. Гермиона видела, как МакГонагалл снова уставилась на неё изучающим взглядом. Что-то еще было в этом взгляде. Разочарование? Негодование? Недоверие?
— Нет, что вы, профессор. Я просто…это получилось случайно. Просто неаккуратное обращение с палочкой, — Гермиона пыталась правильно подобрать слова и звучать увереннее.
— Гермиона, «Эверте Статум» не относится к чарам красоты. Будьте аккуратнее в следующий раз.
Макгонагалл больше ничего не сказала, развернулась и ушла. Гермиона прекрасно знала тон, с которым была сказана последняя фраза директора. Она ей не поверила, ни одному ее слову. Через мгновение перед ней появилась мадам Помфри.
— Мадам Помфри, как скоро я смогу вернуться на занятия?
— Думаю, что с понедельника. Сегодня вечером ты сможешь вернуться к себе в башню. Выходные пойдут тебе на пользу, отдохнешь и наберешься сил. А в понедельник можешь возвращаться к занятиям, — Помфри внимательно посмотрела на Гермиону. — Тебе нужно лучше питаться, твой организм слишком слаб… и постарайся больше без глупостей.
Без глупостей? Она постарается?
Нет.
Потому что для себя Гермиона уже решила, какая будет следующая глупость. Она вернет себе своих родителей. И ей плевать, чего ей это будет стоить. Ей не нужна душа без них, они и есть её душа.
Вечером гриффиндорка покидала больничное крыло и со скоростью света направлялась в сторону факультетской гостиной. Она не обращала внимания на студентов, которые встретились ей на пути. К ушам доносилось несколько приветствий в её сторону, но все, что она видела перед глазами — это расшитая бисером сумочка.
— Гермиона! Тебя выписали! Прости, что мы тебя не встретили! — Гарри бросился обнимать свою подругу, когда та появилась в гостиной.
— Эм… да, выписали. Ничего страшного, я вот сама дошла, — Гермиона пыталась освободиться из крепких дружеских объятий. — Гарри, я рада видеть тебя. Очень рада, но мадам Помфри сказала, что мне стоит ещё отлежаться…
Она снова почувствовала боль в спине от ран, которые не успели окончательно затянуться. Приступ болезненной эйфории снова накрыл девушку и заставил внутренних демонов скрыться глубоко в темноте, освобождая дорогу обычной физической боли.
— Конечно, извини, — Гарри разомкнул объятия. — Мы можем посидеть тут, в гостиной, поговорить. Ты… ты можешь нам рассказать… что произошло…
Гермиона посмотрела на Поттера, за спиной которого стояли Рон и Джинни. Они смотрели на неё выжидающе, хотели, чтобы она с ними поговорила. Грейнджер и сама понимала, что только что, за две минуты они поговорили больше, чем за несколько месяцев.
— Да, конечно. Мы можем поговорить, — Гермиона улыбнулась и присела на диван. — Как… как ваши дела?
— У нас все хорошо, все по-старому. А ты как? — отозвалась Джинни.
Это был максимально нелепый и неловкий диалог. Они разговаривали так, будто бы когда-то вместе ходили на внеклассный кружок и теперь случайно встретились на улице. Гермиона понимала, что у её друзей очень много к ней вопросов, но они не решаются их задать.
— Я нормально. Мадам Помфри сказала, что я с понедельника могу вернуться на занятия. Раны… раны практически затянулись и не болят.
Ложь.
— Она смазала их мазью и напоила меня зельями. Я не чувствую никакой боли и ничего не доставляет мне дискомфорта. Я в полном порядке.
Ложь. Ей больно и это приятно.
— Мы очень рады, что ты так скоро поправилась… — Рон запнулся.
Грейнджер читала друзей, как открытую книгу. Видела в их глазах один и тот же вопрос. Они хотели узнать, что произошло с ней, хотели услышать это, услышать правду, как Макгонагалл утром. Но Гермиона не собиралась им говорить эту правду, не сейчас. В голове вовсю клацали тумблеры, все решения уже давно были приняты.
Она не станет жертвовать вновь обретенным счастьем своих самых близких друзей, не станет их подвергать опасности или просить о помощи. Это только её забота, только её проблема и только она с этим справиться.
— Я вас очень люблю, — Гермиона приблизилась и обняла ребят.
Они обняли её в ответ и не заметили выступивших слез на её глазах, не почувствовали её тяжелого дыхания и она была рада этому. Вот и все, у неё есть только один шанс на эту ошибку.
========== 3 ==========
Он пытался отыскать её, смотрел по сторонам, вглядывался во все лица, но её не было нигде.
— Потерял кого-то, приятель? — голос Забини раздался над его ухом.
— Что? Нет! — Драко скорее звучал раздраженно, чем уверенно.
— Кого высматриваешь? — Забини говорил тихо. — Я наблюдаю за тобой не первый день и ты все время кого-то ищешь глазами.
— Забини, иди нахер.
Малфой знал, что друг был прав, как всегда. Он искал, искал её. После того вечера он её не видел и чувствовал себя паршиво. И не понимал, почему должен себя чувствовать паршиво из-за этой грязнокровки. Он не нанимался ей нянькой и не в ответе за то, что она начала истерить. Это она там сидела под скрывающими чарами и наблюдала за ним, боясь показаться. Тогда почему паршиво чувствовал себя он?
Он бросил скучающий взгляд на гриффиндорский стол. Святой Поттер восседал со своей рыжей подружкой и её непутевым братцем, но Грейнджер с ними не было. Малфой замечал и раньше, что «Золотая девочка» с начала года держалась отстраненно от своих дружков-олухов, но теперь она и вовсе перестала появляться.
— Золотое Трио потеряло одно звено, тебе так не кажется? — ненавязчиво протянул Малфой, обращаясь с Блейзу.
— Грейнджер? Так это ты её высматриваешь? — Забини посмотрел на Драко.
— Ты, блять, в своем уме, Забини? — прошипел Малфой.
Но мулат проигнорировал грозное шипения своего друга и снова принялся за тост. Малфой покосился в сторону Гриффиндора и перед глазами возник образ плачущей Грейнджер. Точнее того, что от неё осталось. Он до сих пор не мог понять, что с ней случилось и почему она так выглядела.