А вот Полли, наоборот, расстроилась: её чудесное сине-полосатое пончо на фотографии почему-то стало черным с серыми полосочками.
— Синий цвет мой любимый, мне не нравится фотография, давайте вернемся обратно и перефотографируемся! — вопила она несколько часов кряду, отчаянно топая ногами.
Пришлось Тоби искать свой фотоальбом и показывать дочке старые фото своих родителей. Только так он сумел доказать, что повторное фотографирование ситуацию не изменит, что фотографии так и будут делаться нецветными, а со временем они и вовсе порыжеют, как вот эти… Девочка смотрела, вникала и куксилась, её глаза то и дело увлажнялись слезами, которые чуть не проливались, но, услышав папино «а вот так выглядел я в твоем возрасте», шмыгала носом и, сдержав слезоразлив, внимательно рассматривала пучеглазого мальчишку, не сопоставляя его, впрочем, с папой. Для неё папочка уже был вот таким: большим и сильным, красивым, добрым и любимым, а не вот этим вот, незнакомым пучеглазым пацаном…
Как бы там ни было, но фотография сохранилась, заняв почетное место на каминной полке в гостиной. А в семьдесят восьмом году к ней прибавились ещё две. Цветные, яркие, студийные, снятые на третий день рождения Колли. Аргусу на фото уже одиннадцать, смотрит он спокойно и уверенно, восьмилетний Северус, напротив, сияет, как начищенный медный кнат, Полли, строго-важная, стоит рядом с Колин, которую для такого случая поставили на табурет. Это панорамное фото. А вот другое, на нём дети поставлены друг за другом, Колли, как самая младшая, расположена в центре за Аргусом, сбоку от неё Полли и позади всех — Северус. Всё тот же, счастливый и сияющий.
Конечно, это не единственные фотокарточки, их было намного больше, просто они — самые любимые и значимые.
Детство Снейпов. Каким оно было?.. Одно известно точно: оно было счастливым. Безоблачным. Радужным, как панорамное студийное фото. Вот почему эта фотокарточка стала самой любимой для Полли и Северуса, Аргуса и Колли.
Итак, прошло чудесное одиннадцатое лето. Давно приготовлены мантии и учебники, купленные в торговой части Хогсмида, подрос и косился на клетку совёнок, приобретенный ещё с весны у Хагрида, а Аргус, с нетерпением поглядывая на последний летний лист календаря, торопливо переоделся в пижаму, чтобы поскорее лечь в постель, заснуть и проснуться учеником Хогвартса. Завтра! Завтра-завтра-завтра! Завтра он наконец-то полетит на корабле!
Он был в Хогвартсе, но только как гость, приезжал на фестрале с папой, бегал по коридорам, заглядывал в папину библиотеку, здоровался со студентами и не ощущал себя своим. Он был только гостем. Зато теперь… Теперь он полноправный студент самой лучшей волшебной школы в Британии, помимо Хогвуда, Авалон-колледжа и университета Мерлина, открытого в Оксфорде. А в будущем, надо полагать, волшебных учебных учреждений станет только больше с учетом упразднения Статута Секретности. Ведь границы магического и обычного миров стираются всё больше и больше, всё тоньше и тоньше становятся грани между людьми и волшебниками. Маги почти больше не скрываются, повсеместно открывают свои пункты сказочных услуг, и даже госслужащие уже как-то смирились, не так остро реагируют на объявления вроде этих: «Волшебные фокусы на день рождения вашего ребёнка. Веселье и смех гарантированы!», «Гипсы прочь — переломов нет: записи по необходимости и вне очереди», «Найдем пропавшего в течение часа, при себе иметь спокойствие и внятное описание. В экстренных случаях действуют лучшие анимаги-ищейки, магические хроновороты и предсказатели».
Люди всё же не полные идиоты и кое в чём соображение имеют. Вместо того, чтобы преследовать и жечь колдунов на кострах, как в незабвенные годы святой инквизиции, они предложили магам равноправное сотрудничество. Так что колдун-спасатель, маг-пожарный, штатный колдомедик в районной клинике в последнее время уже никого не удивляли.
Всё это Аргус вспомнил сейчас, лежа в постели и страдая бессонницей. Ворочался с боку на бок, жмурил глаза, честно пытаясь заснуть, но в памяти против воли возникали яркие картинки дневного похода в торговую часть Хогсмида с теми самыми вывесками и объявлениями…
Ой, ну почему же не спится?! Спать надо, спать! Глазки, закрывайтесь! Но нет, не закрываются глазки, а наоборот, топырятся во всю ширь, таращатся во тьму, в синий потолок. А когда на потолке появляются оранжевые и красные круги, затмевающие воспоминания, глаза перемещаются на окно, на полоску черно-звездной ночи, видимую в щель неплотно задвинутой шторы. Звездная чернота, увы, уверенно утверждала, что рассвет ещё очень нескоро. Расстроившись, Аргус пытался отвернуться от окна и закрыть глаза. Но через минуту те снова распахивались и впивались в потолок с новыми вывесками воспоминаний. И так по кругу несколько раз, пока доведенный до отчаяния мальчишка не взвился с постели и не кинулся в комнату родителей.