Тот стоял за ее спиной, абсолютно спокойный и, скрестив руки на груди, наблюдал за работой художницы. Моника уже успела привыкнуть к столь пристальному вниманию.
— Учту, — тихо ответила она.
Девушка не часто смотрела в глаза крылатого — от одного взгляда веяло таким холодом, что мурашки ползли по спине, однако она пересилила неприятное ощущение. Сначала глаза Проводника казались ей абсолютно черными, но сейчас, внимательно приглядевшись, она поняла, что они скорее темно-карие.
Ангел снова потерял к ней интерес, повернувшись к окну — снаружи заморосил мелкий дождь.
— Меня Моника зовут, — ей показалось, что надо что-то сказать.
— Знаю.
— А ваше имя?
Крылатый снова посмотрел на художницу.
— Марк.
— Приятно познакомится, Марк, — ответила и снова вернулась к прерванной работе.
За спиной раздался смешок, губы крылатого тронула легкая усмешка, а через пару секунд он произнес:
— Мне тоже.
Тот день стал днем их знакомства — двадцать пятое октября две тысячи пятого года. Днем, когда посланник Смерти сам того еще не понимая переступил невидимую грань между прошлым и настоящим.
— А что там? Ну, на той стороне?
Начало декабря.
Шел снег — крупные хлопья кружились на ветру. Первые числа месяца, а земля уже покрыта тоненьким белым ковром. Зима пожаловала рано. И синоптики как всегда ошиблись, предсказывая её мягкой и бесснежной.
Они гуляли по опустевшему парку: припорошенная снегом дорожка, голые деревья, дрожащие под порывами ветра, покрытый тонкой корочкой льда пруд. Все замерло в ожидании весны.
— Сложно объяснить.
— А ты попробуй, — настаивала Моника, дыша на замершие в перчатках ладони.
За месяц она и ее проводник сильно сблизились, теперь разговоры с Марком не ограничивались его замечаниями по поводу картин. Они говорили обо всем на свете: начиная от кулинарии и заканчивая такими темами, как жизнь и смерть. Последняя интересовала Монику больше всего, и Марк это прекрасно понимал. Поэтому все его ответы на сыплющиеся один за другим вопросы девушки были уклончивы и расплывчаты.
Вот, и сейчас ангелу приходилось выкручиваться. Запрет есть запрет.
— Это совсем другой мир.
— Он чем-то похож на наш?
— Отдаленно… Там нет времени суток, там нет материи — это сплошной поток энергии, первозданной энергии, где все и всё растворяется.
— Звучит как-то не очень уютно, — пробормотала Моника. — Почему же ты здесь?
— Я выполняю свои обязанности.
— Проводника?
— Верно, — кивнул ангел.
— И все могут видеть своих Проводников?
— Нет, ты первая такая оказалась в моей практике, — усмехнулся Марк, чем вызвал ответную улыбку у девушки. Та снова подышала на ладони, пытаясь отогреть закоченевшие пальцы.
Они гуляли долго, и художница, в отличие от своего спутника, успела порядком замерзнуть. Вот, только желание возвращаться домой не появлялось, и прогулка продолжалась.
— Почему так?
— Понятия не имею, — пожал плечами Марк, — может, все дело в том, что ты умеешь видеть, что не замечают другие люди.
— Вроде, они смотрят, но не видят? — шутливо поинтересовалась та.
— Да. Вроде того.
Моника в задумчивости подняла голову, разглядывая свинцовое небо, потемневшее в преддверии наступающих сумерек. Снегопад стал сильнее. По щекам же стекали капельки влаги — растаявшие снежинки.
— Почему ты одна живешь? — внезапно последовал вопрос от ангела.
Он редко их задавал, обычно эту роль на себя брала Моника. Все-таки любопытство было ее неотъемлемой чертой. Такой же, как и вспыльчивость.
— У меня был любимый человек, но он ушел к другой.
— Он знает о твоей болезни?
— Да, — говоря, она подставила руки, ловя падающие хлопья, — он бросил меня, узнав о ней. Каково это быть посланником Смерти?
— Тяжело…
— ?
— Тебе отведено только место зрителя. Ты видишь все в человеческой жизни: ошибки, обманы, иллюзии и мечты, которым не суждено сбыться. Знаешь, это своего рода мое наказание: без возможности жить заново, я могу лишь наблюдать, получая от этого крохотные частички жизни… Я краду их у доверенных мне людей, живя с ними, делая тоже самое, что и они. Играю в жизнь.
Он замолчал.
Они прошли в молчании до конца парка, покинули его через арку и вышли на широкую улицу Армейскую, миновав которую ангел и девушка должны были попасть во дворы многоэтажек. А там и до дома недалеко.
— Ты замечательно рисуешь, — сказал Марк, когда они перебегали пустую дорогу.