— Но люди меняются…
— Звонок моей мамы все так поменял? Скажи, зачем ты пришел.
— Просить прощения.
— О, да… — язвительно отозвалась Моника — от гнева, разбирающего ее, тряслись руки и в голове снова застучали молоточки, но на вновь накатившую слабость девушка не обратила внимания — ей хотелось высказать в лицо бывшему все, что накопилось. — Пришел просить прощения у умирающей душеньки? Думаешь, что я тут от радости прыгать буду, раз такая особа пожаловала ко мне домой? Проваливай.
— Моника, не начинай.
— Это не я начала… Не я свалила утром, узнав, что моя девушка заболела! Это не я трусливо не брала трубку! Это не я делала вид, что не знаком с Моникой! Это не я на вопросы знакомых, о моем самочувствии, отвечал, что я замыкаюсь! Это не я сбежала от ответственности…
Врачи предупреждали, что нервничать опасно в таком состоянии…
Потом был приступ.
Уже где-то на грани всепоглощающей темноты и реальности, где боль будто тиски сковала тело и давила тяжестью на голову, Моника слышала, как Артем звонит в скорую… И увидела, как рядом с ней присел ангел — его прохладные ладони коснулись лба девушки, и она ушла — течения во второй раз унесли ее в царство сновидений.
На настенных часах длинная стрелка подбиралась к арабском девятке, а маленькая недавно миновала семерку. Час назад, как в больнице закончилось время посещений и в палатах воцарился тихий час. Только в одной поздний гость задержался: его, невидимого обычному оку, не спешили проводить к выходу медсестры, только что совершившие обход.
Он сидел, сгорбившись, на краю кровати. Эта ночь должна быть снежной и ветреной.
— Ты мне соврал… — голос Моники вывел ангела из раздумий — он тотчас обернулся. Девушка пришла в себя и сейчас смотрела на любовника усталым взглядом.
— Это не апрель, — продолжала говорить художница, пользуясь молчанием Марка, — не весна… это январь. Я права?
— Конец.
— Значит, жить мне осталось от силы недели две.
— Я не сумел тебе сказать правду. Прости, даже для меня, это оказалось тяжело…
— Не надо, — вяло отмахнулась Моника, — твои извинения все равно ничего не изменят. А обижаться и злиться я не собираюсь… ты не представляешь, какой глупостью кажутся все обиды, когда смотришь на них, оглядываясь.
— Представляю, — усмехнулся ангел грустно.
Моника молча обвела взглядом палату, где она находилась в одиночестве, и пришел ее черед усмехаться.
— Значит, Артем не поскупился на одноместную палату… Ну, хоть какой-то от него толк.
Марк промолчал. Он снова был в своем истинном облике: на бледном лице застыла маска равнодушия, сложенные черные крылья, сцепленные в замок руки и мрачный взгляд карих глаз.
— Мы с тобой еще встретимся?
— Вряд ли.
Через несколько секунд последовал следующий вопрос.
— Ты всегда был Проводником?
— Нет. Когда-то я был человеком.
— Тогда почему ты не оказался на Той стороне?
— Таким, как я, туда вход заказан.
— Таким как ты?
— Самоубийцам, — ответил ангел и, поймав непонимающий взгляд девушки, объяснил. — Каждый человек заключает договор со смертью при рождении… А Госпожа не любит, когда кто-то берет ее обязанности и самостоятельно отправляет себя на тот свет. Сделав это, становишься Проводником — проклятые Богом, отверженные людьми, мы несем свою службу, скитаясь между мирами. И ни в одном из них для нас нет покоя. Это своего рода наказание за то, что посмели наложить на себя руки.
— И ты…
— Повесился еще в прошлом веке… как оказалось, то война довела меня до ручки, — на тонких губах Марка заиграла кривая усмешка, — и вот, расплачиваюсь до сих пор.
Повисло напряженное молчание: ангел смотрел на девушку, пустой взор той был устремлен в невидимую точку на стене.
— Значит, я растворюсь в бесконечности, — пробормотала Моника, — навсегда…
— Это вечный покой. И он…
— К черту! — вспыльчивость была одной из черт художницы, и болезнь довела нервы до крайности. — К черту этой вечный покой! К черту растворение! Не хочу покидать этот мир! — она резким движением откинула одеяло, спустила ноги с кровати и поджала пальцы, коснувшись холодных плит. — Не хочу уходить! Не хочу тебя терять! — решительно, печатая шаги, Моника направилась к окну. — Пошли вы все со своими заведенными порядками!
Не успел Марк и опомниться, как она распахнула окно, взобралась на подоконник. Вот, глянула вниз и поддалась вперед…
— Слезь, сумасшедшая! — раздался беспокойный голос за спиной.
Девушка обернулась — позади стоял Марк. Впервые, она видела его таким… испуганным. Обычно ангел умел держать себя в руках.