– Ой, тут такое дело. Жить не могу спокойно. Много лет назад… мне жизнь спасла женщина. Я тонул. Она меня вытащила. С того света, можно сказать, вытащила…
– Давайте к делу быстрей. У меня там операция сейчас, – Валеревский чихнул и попытался найти в своем халате платок, но к своему удивлению не нашел. Врач удивился, ведь точно знал, что клал его утром в свой карман. Это было крайне странно, ибо за неделю до этого он потерял в своем кабинете нательную майку, а летом – шорты…
– Умерла она давно. Инфаркт. У нее сын – парнишка молодой. Ужасно пил, бомжевал. А парень неплохой, в ВУЗе когда-то учился. Все бросил. Что-то там у него случилось, начал пить… А у меня бизнес, три турагенства, два участка на Луне.
– Умер?, – наконец, перебил медлительного собеседника Валеревский.
– Да. Я его нашел ночью на улице – он в нашем дворе часто бывал. Говорят, вчера случилось…
– Гм…, – врач наморщился и потер лоб.
– Я привез его. Он в моей машине. Плохо мне на душе. Много лет. Помочь ему хотел, но все как-то, – махнул рукой Матвей Александрович.
– И?…
– Деньги есть. Оживите.
– Вы в своем уме? Зачем оно вам?, – изумился врач.
– Мне паршиво на душе! Хреново! Надежда мне дала вторую жизнь… а ее сын сдох, как собака на помойке. Пусть он проживет эти двое суток, как человек – я куплю нам билеты, полетим вместе в Европу – пусть мир перед смертью посмотрит.
– Какая глупость! Но Вам решать… если конечно это избавит вас от…
– Боли! Боль внутри разрывает мне грудь… вина какая-то.
Доктор усмехнулся и откинулся на стуле:
– Вероятно… но все люди живут с какой-то виной. Однако, не у всех есть возможность ее искупить. Считайте, вам повезло.
– Как это действует? Расскажите? А то я толком не понял.
– Уж, поверьте Вам это знать не нужно. Не ожидал такого…
– Чего?
– Что это так мгновенно распространится. Поймай теперь кого! Каждый из таких, как вы, подписывал бумагу о неразглашении. Мы боимся, что здесь появятся толпы желающих вернуть кому-то жизнь. А «голубой крови» у нас определенное количество.
– А вы что не знаете формулу, это не российское изобретение?
– Это Вас уже не должно волновать!, – сухо отрезал Валеревский и направился к выходу.
– Ну, а что с ним будет? Он проживет двое суток – знаю… но он какой будет?, – вопросительно пробормотал вслед врачу Лапин.
– В смысле?
Валеревский чуть помолчал, потом снова усмехнулся:
– Агрессии не прибавится, жрать людей не будет! Понятия «зомби» в медицине нет, это сказки западных африканцев!
– А что с ним будете делать?
– Введем лекарство. Слышали что-нибудь про артериальное нагнетание крови при клинической смерти.
– Не-а, – покачал головой мужчина.
– Умирающему вводят большое количество крови в артерию. Обогащенная кислородом кровь быстро попадает в сосуды сердца. При этом оно получает необходимое питание и одновременно происходит раздражение его нервных окончаний. Быстрее всего восстанавливается сердечная деятельность и дыхание, которые угасли последними, позднее – сознание, мышление и речь. Здесь все так же. Только вместо крови наш препарат.
– А почему тогда только два дня?
– Он не может циркулировать в крови более двух суток, густеет. Пока это все, чего мы достигли..
Врач подошел к двери и остановился, глядя на реанимационный кабинет, где ему предстояло оживить уже двоих за сегодня.
– Неделю назад к нам пришла женщина и просила оживить ее дочь. Та перерезала себе вены. Мы отказались. Мы не оживляем самоубийц. Такое правило. Вы подумайте, точно ли он хотел жить – этот ваш алкаш? Или сам напился вусмерть от скотской своей жизни? Надо ли оно ему все?.
Мужчина призадумался, но от решения своего не отступился. В тот же день его подопечного оживили.
– Так, на сегодня двое у нас. Решетов, 62 года и Сильченко, 26. Начнем с Решетова – думаю, еще успеем. Его жена утверждает, что умер в полночь.
Врач подошел к серой стене с ячейками, нажал кнопку и к нему на так называемых рельсах выехал труп в морозильной ячейке.
Валеревский наклонился к нему, погладил по волосам.
– Седой какой дружок, депутатская жизнь потрепала, да? А жена у тебя красавица, выглядит прекрасно, или «гиалуроновая», сейчас так делают, не отличишь – это тебе не 10-ые, – врач набрал «голубой крови» в шприц и побил по нему указательным и большим пальцем.
Санитар побагровел:
– Я так волнуюсь.
– Первый раз всегда странно – ты присядь, подостынь. Потом сам будешь делать. Лучший выпускник Сеченова!, – Валеревский снова усмехнулся и прищурил глаз.