Пес чуть шевельнул хвостом и ткнулся носом в мое бедро.
– Мне ж самому жрать нечего, - вяло заоправдывался я.
Пес посмотрел на меня с такой мольбой в глазах, что сердце мое булькнуло и приняло решение вместо охреневших мозгов.
– Ладно, придумаем что-нибудь.
С этими словами я поднялся, отряхнул пыль с джинсов и пошел прочь, беседуя с псом и ломая голову, как выкрутиться на этот раз.
2
Моего четвероногого друга звали Горацио. Об этом гласила табличка на его ошейнике. Часть насущных проблем решил опять-таки он, мой добрый гений с печальными глазами.
Не знаю, как это у него получилось, а только полчаса спустя мы оказались на заднем дворе какого-то кафе.
Пес пролаял – дверь открылась. Оттуда выкатилась тетка необъятных размеров.
– А-а-а, объявился, голубчик! – напустилась она на меня со всей яростью праведного гнева. Я и слова не успел пикнуть, только наблюдал, как она с наслаждением загибает свои пухлые пальцы.
– Бросил животное на произвол судьбы – раз, заставил просить милостыню - два, пил, небось, черт, - три, обормот ты жуткий и бесчувственная скотина – четыре.
Тут она запнулась, соображая, считать ли мои высокие душевные качества за один палец или все же за два.
А я в это время прикидывал, с кем она могла меня спутать. Пока я тупил, тетка махнула рукой и, наставив на меня указательный палец-сардельку, грозно спросила:
– Ну что, работать будешь?
Так ничего и не придумав, я машинально кивнул головой.
– Мадам, мы знакомы? – я все же решился прощупать неизвестную почву.
Тетка смерила меня презрительным взглядом, колыхнулась всем телом, выражая негодование, покраснела и завопила:
– Да кому ты нужен, чтоб тебя еще знать! Пса твоего жаль, бестолочь ты вселенская!
Логики в ее словах я так и не углядел: собаку она и без моих соплей подкармливала, зачем же еще и дрянь такую, как я, одаривать милостями?
Толстуха, видать, смирившись с моей явной дебильностью, вздохнула и уже чуть тише сказала:
– Михалыч вчера преставился.
Можно подумать, мне это о чем-то говорило. Тетка, перекрестившись, закатила глаза. В ее взгляде, брошенном на меня искоса, мелькнула жалость.
– Разгружать товар некому. Поможешь, а? Не обижу, не бойся. Будет жратвы и тебе, и псу. Ну, и наличными немного.
Вот. Теперь все встало на свои пионерские места.
Вскоре подъехала машина с товаром. Во время разгрузки я старался ни о чем не думать. Особенно о том, что случилось в парке.
День уже перевалил на вторую половину. Актеры остались те же, лишь немного изменились декорации. Я и бутылка. Собака и пакет с бросовой едой. Деревья, лавочка, парк. И мне уже хорошо.
– Как ты думаешь, друг мой, Горацио, - прикуривая, я варнякал слегка пьяно, – что случилось нынче утром? Меня это весьма тревожит,мон шер. И не смей смотреть на меня укоряющим взглядом!
Пес виновато опустил глаза. Но я все равно чувствовал себя препаршиво.
– Ладно, я дрянь. Пьющая сволочь. Сойдемся на этом и забудем всё плохое. Пойдем отсюда, Горацио. Я найду апартаменты, достойные таких царственных особ, как мы.
Вскоре мы с псом уже тряслись в электричке. За чертой города, в одном из дачных поселков, я выбрал брошенный, на мой взгляд, дом. Дача стояла в отдалении, заросла по самые уши бурьяном и идеально подходила для приюта двух страждущих сердец. Я аккуратно вынул стекло из рамы, поднатужившись, пропихнул в дырку пса, а затем, кряхтя и группируясь, залез в дом сам.
Запах пыли, как водка, едко обжег глотку и порадовал. Я не ошибся в своих расчетах: дом пустовал давно.
– Живем, Горацио. Даже на холодном полу спать не придется.
Последующие полчаса я тихо напивался, сидя в кресле, курил одну сигарету за другой, не забывая тщательно тушить окурки. Затем, взяв на руки собаку, завалился с ней на диван, натянул одеяло и провалился во тьму.
Так мы прожили с псом четыре дня. Как несвежий кефир, поутру тряслись в электричке. Я разгружал товар в кафе, затем мы немного бродили по улицам города и под вечер возвращались на дачу.