На лице Вовки сменялись одна за другой гримасы.
– Дурак ты, Костик, – заявил он, – надо было извернуться и не отдавать свое детище.
Я опустил плечи и махнул рукой:
– Что теперь говорить об этом. Это было давно и неправда
Вовка оживился, глаза его заблестели, он приблизил свое лицо к моему и быстро заговорил:
– Ладно, чухня это всё! Теперь будет по-другому! Согласен: тырить мелочь по карманам богатеньких буратин – отстойно и принижает чувство собственного достоинства. Как говорится, воровство – оно и в Африке воровство. На нем далеко не уедешь, – Вовка поднял указательный палец вверх, пытаясь подчеркнуть главную мысль. – Ты станешь великим! Художником ли, дизайнером – это решать только тебе!
Я попробовал было покачать головой, испугавшись тяжести короны, которую пытался водрузить на меня юный авантюрист, но Вовка и пикнуть не дал:
– Не перебивай! Мир дизайна ушел далеко вперед. Компьютерные технологии рулят. Вначале ты пройдешь курс современного дизайна, компьютерной графики, фотошопа и прочей ерунды, чтобы быть во всеоружии. Одновременно можешь писать картины. Слегка управляя сознанием людей, тебе ничего не будет стоить натолкнуть нужных личностей на то, что картины и прочие твои работы – гениальны. Тебя ждут выставки, заграница, успех! Ты откроешь свою студию, будешь принимать заказы и иметь офигительную репутацию. Все эти жирные боровы, которых мы щипали сегодня, станут твоими клиентами и почитателями таланта.
Вовку распирало от идей, он размахивал руками, точно делая колдовские пассы.
Вероятно, он обладал каким-то гипнозом. Или даром убеждения. Только, начав слушать его прожекты скептически, под конец речи я уже не сомневался в том, что всё это можно осуществить.
– Ладно, мечтатель, может, ты и прав. Я подумаю об этом. А сейчас давай-ка спать. Завтра у нас трудный день.
4
Воскресенье не задалось с самого утра. Хмурое небо гнало рваные облака, то и дело срывался дождь. К счастью, куртки и зонты мы купили накануне. Хуже приходилось Горацио. Мы хотели запереть его в доме, но он скулил и метался. Какое сердце выдержит это? Плюнув на неудобства, взяли его с собой.
Памятник был готов к нашему приезду. Мы выехали на кладбище. Когда работы уже подходили к концу, пошел дождь. Я смотрел на омываемый каплями гранит, ловил взгляд матери, смотрящей на меня с фотографии. Почему-то очень важно было, что я не один в этот день. Чужой мальчишка и чужая собака стояли под проливным дождем вместе со мной. Самые близкие в мгновение, связавшее прочной суровой ниткой наши сердца.
Рабочие уехали, а мы продолжали стоять, слушая, как плачет небо и бьется о крыши зонтов. Затем я подошел к надгробию и провел пальцами по эмалевому лицу мамы. Прислонился лбом к мокрому и холодному граниту. Не знаю, что шептали губы, только это были слова моего сердца.
Мы уходили с кладбища, неловко оскользаясь на мокрой земле. Я изо всех сил старался не оборачиваться.
– Панихиду надо бы заказать, – хрипло сказал я, когда мы обедали в кафе.
Вовка виновато развел руками: деньги кончились.
– Значит, опять надо сделать это, – мрачно выдал я.
Деньги мы раздобыли. Только не всё прошло гладко. Забрав купюры у последнего клиента, я вдруг почувствовал, как меня колотит. Вовка тоже заметил мое странное состояние.
– На сегодня хватит, Кость, что-то ты не в себе.
Меня трясло так, что даже голова дергалась из стороны в сторону
– Ты не понимаешь, Вов. Я… увидел кое-что. Он убить ее хочет.
Вовка смотрел на меня и ничего не понимал. Только расширившиеся зрачки выдавали его испуг.
Я прислонился к стене здания, сделал несколько глубоких вдохов-выдохов, пытаясь успокоиться. Частично удалось.
– Значит, так. Вы с Горацио – на дачу. А мне надо кое-что сделать.
– Ага, щазз, разбежался, – в голосе мальчишки сквозило отвращение, – за кого ты меня принимаешь?
Я старался говорить как можно спокойнее.
– Пойми, там может быть опасно. Я не хочу рисковать твоей жизнью.
– Тем более, я тебя не брошу! Ты его мысли прочитал, да?