Вернувшись на прежнее место (придя на звук голоса), я сначала подождала, надеясь, что Айгор сам закончит цитировать учебник народной медицины, но видно мужчина давно не встречал столь внимательного, а главное – не встревавшего слушателя, что никак не начинал закругляться. Наконец, он на мгновение замолк, чтобы перевести дух, и я тут же этим воспользовалась:
– Да-да, очевидно, вы правы, но думаю, нам стоит идти. А насчет медицины, обязательно поговорите с Симой – она очень хочет стать врачом.
На берегу было довольно-таки холодно и ветрено, хорошо еще, что на мне были куртка и сапоги. Интересно, это так задумано, чтобы температура снижалась постепенно? Я имею в виду, что из теплого дома я попала в прохладный подвал, из подвала – в более прохладную пещеру, а из нее вышла на совсем холодный берег. Эх, попасть бы сейчас опять в теплый дом…
Отец Айгор, обрадовавшись такому повороту событий, сбегал к реке, огляделся по сторонам… и вопросительно уставился на меня.
– Ну, а как отсюда выйти?
– Очень просто. – Мне кажется или наши диалоги повторяются?
Шаркая сапогами, я дошла до нужной мне скалы, наклонилась и под блеклым освещением луны отыскала ту самую щель. Но к моему величавому удивлению она была затыкана какой-то деревяшкой. Я попыталась ее вытянуть, дернув из-за всех сил, но похоже это уже предусмотрели.
– Что-то не так? – из-за спины спросил Айгор.
– Да, если под этим подразумевается то, что мы застряли здесь навсегда.
– Неужели все так плохо? – Он, отстранив меня, тоже попытался вытянуть затычку, ему даже удалось расшатать ее, но на этом достижения и закончились. – Ладно, ничего не поделаешь. Давайте лучше соберем сухих веток для костра, а там уж и подумаем.
Сухих веток на берегу оказалось не так уж много и искать пришлось долго и очень тщательно. Мои пальцы окоченели до такой степени, что я вовсе перестала их чувствовать. Тем более что большинство веток приходилось руками выкапывать из замерзшей земли. Оказавшись около сосны, я приметила несколько торчавших прямо у подножия веток и тут же принялась их выдергивать и выковыривать, как вдруг заметила выглядывавший из земли уголок пергамента. Освободив руки от хвороста, я аккуратно высвободила остальную его часть. Это оказался пожелтевший, обмякший листок бумаги с вырисованными, но слегка подтекшими и смазавшимися чернильными буквами. Понять, что на нем было написано, у меня не получилось – освещение не то, точнее вообще никакое. Обернувшись и убедившись, что Айгор всепоглащенно занят распотрошением вывернутого и высохшего куста, я сложила пергамент и спрятала во внутреннем кармане куртки.
Отряхнув руки, я снова собрала рассыпавшиеся ветки и подошла к знахарю.
– Помощь нужна?
– Да нет, – пропыхтел он, пытаясь камнем разрубить корешок, – разве что, у тебя вроде бы нож имелся?
– Ах, нож, – замялась я, – он остался в подвале.
– Жаль, но ничего.
Наконец война с упрямым кустом (который, непонятно по какой причине не желал оказаться в костре) закончилась, и мы разожгли огонь. Мне сразу стало тепло, да и спать потянуло. Отложив поиски выхода на утро, мы уселись по обе стороны костра, подкидывая оставшиеся мелкие ветки. Еще ужасно захотелось есть, сейчас за ломоть хлеба я бы отдала все что угодно. Ну, или почти все.
Айгор, убедившись в том, что спать я пока не собираюсь, скрасил эту осеннюю ночь множеством историй из своей жизни. Сначала они мне еще казались забавными, но ко второму десятку… в общем скучать мне не приходилось.
Еле дождавшись того момента, когда дайн уснет, я вынула из кармана недавно найденный пергамент, развернула и с трудом прочитала:
Ты не пережил того, что пережил я,
Ты не знаешь, как с ним коротка судьба.
Он погубит тебя, как погубил меня,
Он не принесет тебе счастья, а разрушит тебя,
Не давай над собой верх держать черствоте,
Алчность, точно огонь, погаси же в себе,
Но, а если решился жизнь ты с камнем связать,
Я желаю не ошибиться, ведь он уже в твоих руках.
– В твоих руках… – невольно повторила я, опуская пергамент. Почерк уже был мне знаком. Сразу вспомнилась записка из гитары, а точнее написание слова «алчность». Оно, в обоих случаях, было выделено более крупными буквами по сравнению с остальными словами. Значит, записку написал Милахель, но вот кому она предназначалась?