«Смешная ты!» — загрохотал смех в моих мозгах, подтверждая мои слова. — «Я даю тебе свое благовловение!»
— Так быстро? А-а-а… зачем тогда я еду в твой храм, если ты уже согласился?
«Что? Даже чайку не попьешь?» — хохотнуло местное Божество.
— С удовольствием, а то меня даже не удосужились накормить. Только… нагишом как-то не культурно за стол садиться-то, — закинула удочку, намекая на свое бедственное положение. Ведь, как только я переступлю порог молитвенной комнаты, одежку-то эту стырят.
«Ты главное приезжай, а проблему с одеждой мы решим», — продолжая веселиться, добродушно ответил мужик. По голосу я бы ему дала лет сорок пять — пятьдесят.
В следующее мгновение карета резко остановилась и дверца тут же отворилась, являя мне мокрых до нитки жрецов со злобными мордами лица.
— Выходите, керка Арисса, — снова склонился все тот же жрец. Вот, вроде бы, и сказал вежливо, а словно выплюнул. Ну, и пожалуйста! Нечего было песни заупокойные завывать! Ни мне одной не понравилась сопровождающая оранжировка.
В храм меня не повели. Как оказалось, не достойна я еще. Пока Богу не помолюсь в уединении, доступа в храм не видать, как своих ушей. Не сильно-то и хотелось!
Пройдя через задний двор, мы вошли в какую-то конюшню. Строение было длинное с многочисленными комнатушками-кельями, как стойла в конюшне, один в один. Мои мысли скоро доведут Бога жизни до истерии. По-моему, он уже не в силах ржать, как коняка, а я терпи. Он же в моей голове грохочет. Так и не скривишься, и не прокомментируешь под хмурыми взглядами местной братии.
Возле одного стойла, в смысле, келии, мы и тормознулись. Передо мной дверь распахнули и ждут, пока я встану лицом в комнату и к ним задом. Не иначе, как пинка дать хотят. С тяжким вздохом мученицы перешагнула через порог и встала. Сейчас эти извращенцы, которые построились позади меня рядком и глаз не спускают с моей пятой точки, будут услаждать свой взор. По-моему, они даже дыхание затаили.
И вот когда один из них уже взялся за веревочку, вокруг меня взвился вихрь и жреца вынесло из комнаты, а дверь с грохотом захлопнулась прямо перед их носами.
«Не знаю, почему они решили, что мне обязательно надо видеть деву голой, чтобы дать свое благословение?! В мои-то годы и такое!»
— Какие Ваши годы! — усмехнулась я на одесский манер. — Вы еще мужчина, хоть куда!
Хм, и где обещанный чай? Да и, вообще, хоть что-нибудь? Комната была абсолютно пустой, не считая какого-то постамента с толстенной книгой. Это, типа, я должна была ее весь день читать? Подойдя ближе, полистала ее и, ничегошеньки не поняв из написанной абра-кадабры, захлопнула. Зря я это сделала! Под книгой оказался тройной слой пыли, которая прилипла к кожаному переплету и сейчас взметнулась клубом передо мной.
— Плохо тебя слушаются твои слуги. Что это такое? Лучше бы они вместо своих молитв, порядки навели. Ты посмотри, какая пылища! — кашляя и чихая одновременно, бурчала я. — И ты мне, между прочим, чай обещал… с плюшками!
«Если мне память не изменяет…»
— Кто-то только что на старость и дряхлость жаловался, — вставила я шпильку. Вот пусть только скажет, что плюшки не шли в наборе с чаем.
«Ладно,» — простонал «дедок», — «будут тебе и плюшки», — так-то лучше!
Постамент вдруг исчез и на его месте материализовался небольшой столик с двумя удобными креслами. На столе, как на скатерти самобранке, появлялись чашки с блюдцами, вазочка с плюшками и пыхтящий паром самовар. Хм, а где сам радушный хозяин? И только я об этом подумала, как позади меня раздался уже настоящий голос:
— Ну, что же ты стоишь? Присаживайся. Милости прошу!
— А познакомиться? — брякнула я прежде, чем подумала, и обернулась.
Мужчина действительно оказался средних лет, так сказать. Не красавец, конечно, но и не «обезьяна». Самая обычная внешность: темные короткие волосы, аккуратная бородка с усами. Из-под бровей на меня озорно смотрели темно-серые глаза. Губы чуть припухлые кривились в ухмылке.
— Зови меня Гракхам, если тебе так уж надо имя, — и мне протянули руку для рукопожатия.
— Очень приятно, Марлена, — кивнула головой и подала свою в ответ. Ее нежно взяли в захват теплых пальцев и поднесли к губам.
— И мне приятно. Давненько я ни с кем не общался по-свойски. Все какие-то церемонии, надоело!
— Прекрасно тебя понимаю! Как ты терпишь это их завывание? Бр-р-р! — меня всю передернуло от воспоминаний и я инстинктивно обхватила себя за плечи руками, словно согреваясь.
— Они меня не видят и не слышат уже давно, — вздохнуло Божество, присаживаясь на противоположное от моего кресло.