Тедди хмыкнул. Мысленным взором он увидел проклятого старого дурня.
– Из всех, кого я знаю, только Анита и может на него как-то влиять. Может, потому, что она юрист. Он почти всегда делает то, что она говорит.
Они продолжали смотреть, как на воде маленький сухогруз кормой швартуется к теперь опустевшему слипу; паром, на котором прибыл Тедди, уже отошел обратно на большую землю.
– А твои как? Все еще в Анн-Арборе?
– В Мэдисоне, – поправил его Тедди.
Хоть и преподавали родители в средней школе, им как-то удалось втереться в пенсионный поселок Бёрнт-Хиллз, который обслуживал преимущественно висконсинскую профессуру; привлекали главным образом еженедельные лекции на самые разные темы – читали их все еще работавшие преподаватели, – бесплатные автобусы на концерты и другие мероприятия в студгородке, куда допускалась широкая публика, а также занятия по компьютерной грамотности и сочинению стихов, где даже ставили оценки, хотя Тедди никак не мог взять в толк, зачем это людям их возраста. Сначала они поселились в отдельной квартире, а потом перевелись в коммунальный корпус побольше, где предлагалась разнообразная помощь; два года назад же вообще поступили, если можно так выразиться, в дом престарелых – что-то вроде. Тедди всегда считал, что настанет такой день, когда родители пожалеют, что не дали ему больше места в своей жизни, но само качество их жизни в Бёрнт-Хиллз делало подобные сожаления невозможными. И в старости оставались они ожесточенно самодостаточны – замкнутая эмоциональная петля; очевидно, им довольно было общества друг дружки, газеты “Нью-Йорк таймс” да всех тех книг, которые не удалось прочесть, потому что вечно проверяли тетрадки. Их там навещало довольно много бывших учеников, и с ними Тедди порой сталкивался. Родители всегда здоровались с Тедди тепло, хотя и не теплее, чем с другими своими гостями. Даже если знали, что он приедет, когда он появлялся, они с виду словно удивлялись, будто не сразу могли сообразить, кто это. В каком году учился у них в классе? Что писал в своем выпускном сочинении?
– Должен сказать, меня он разочаровал, – задумчиво произнес Линкольн, вернувшись к собственному отцу.
– С чего это? – поинтересовался Тедди, искренне желая знать. Как можно разочароваться в человеке, проявлявшем так мало достойных восхищения черт? Разве доброе судно “Разочарование” не уплыло давным-давно? У него-то уж точно.
– Не знаю. Наверное, после маминой смерти я рассчитывал, что он как-то потеряется. Знаешь же, как иногда бывает у давно женатых пар? Кто-то умирает, а второй медленно угасает. Перестает интересоваться окружающим миром. Вот и я как бы рассчитывал, что с Вавой такое произойдет. Может, и не самой нежной парочкой они были, но спали в одной постели сорок пять лет. Я считал, что у них в браке не все выступало на поверхность. Но нет – он вернулся домой с похорон и нанял себе экономку. Как будто мама для него ничего больше не значила. Чтоб его кто-то кормил, убирал за ним.
– Все браки таинственны, – предположил Тедди, хотя вообще-то больше думал о Линкольне и Аните, чем о Ваве и матери Линкольна. Они, конечно, не то чтоб друг другу не подходили, но Анита всегда казалась Тедди интереснее Линкольна. Не столько была умнее – хотя, вероятно, была. Скорее, она всегда казалась более открытой тому, что предлагает жизнь. В ней чувствовалось больше простора для роста, личного становления. Линкольн же был неизменнее. Еще в Минерве в нем уже виднелся очерк того мужчины, каким станет: скорлупа отвердевала. Как, в общем, и у его отца. Хотя Тедди и полагал, что судить об этом не ему.
– Как бы то ни было, – продолжал Линкольн, – Анита целиком и полностью уверена, что он встречается с какой-то женщиной.
– Серьезно? А ему сколько?
Линкольн почесал подбородок.
– Девяносто? Девяносто один? Может, просто устал платить экономке, но кто ж его знает.
– Думаешь, дело в сексе?
– Не. Если бы в нем, он бы хвастался.
– Но к тебе же кое-какая недвижимость перейдет, когда он умрет, правда? – Не то чтоб Тедди это касалось.
Линкольн хмыкнул.
– В смысле – если он умрет. Ну, есть данбарское разноуровневое ранчо, его не ремонтировали с тех пор, как построили в пятидесятых. Но сколько оно там принесет.
– И дом в Чилмарке.
– Этот уже мой, – ответил Линкольн. Тедди причудилось или же это признание и впрямь прозвучало с неохотой? – Он был мамин.
– Правда? – Хотя да, подумав немного, Тедди вспомнил, что действительно что-то подобное раньше слышал.
– А у тебя как? – спросил Линкольн. – Какое-нибудь наследство светит?