Неловко поблагодарив, я собрала оставшиеся вещи и поспешила вернуться, пока не заметили моего отсутствия.
Все последующие дни, я использовала любую возможность, чтобы навестить своего пациента, и была несказанно счастлива оттого, что он достаточно быстро шел на поправку.
И вот, в один из дней, когда я с удовлетворением заметила, что рана практически затянулась и я смогла удалить швы, мужчина вновь схватил меня за руку. Заставив склониться поближе к нему, он сказал:
– Ты – молодец, девочка! У тебя лицо и руки ангела. Язык, правда, подкачал и больше подошел бы уличному мальчишке, но ничего, так даже лучше, от этого, ты более земная. Жиль Фонтана никогда не забудет того, что ты для него сделала. Помяни моё слово, детка, не пройдёт и нескольких лет, как вся Франция будет дрожать при одном лишь упоминании этого имени. Но, ты не бойся. Пока я жив, никто и ничто не посмеет встать на твоём пути. Вот, – он раскрыл мою руку, и что-то вложил в неё, – возьми это. Носи на себе и никогда не снимай. И, если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, покажи её любому голодранцу, и я всегда буду знать, что нужен тебе, и приду на выручку. Теперь иди… Как говоришь, тебя зовут?
Я едва не рассмеялась. Нашел время, когда интересоваться моим именем, но, тем не менее ответила:
– Шанталь.
– Шан-таль, – словно смакуя произнёс он, – я запомню.
– Тогда, и я запомню твоё, Жиль Фонтана, – поддразнила его я.
Его глаза вспыхнули от удовольствия. Неожиданно поцеловав мне руку, которая по-прежнему сжимала его подарок, он сказал:
– Прощай, Шанталь, даст Бог ещё встретимся.
Пока я была в каморке, я не решалась посмотреть на его подарок. Лишь оказавшись в своей комнатушке, я подошла к окну, и осмелилась разжать кулак. В нём оказалась монетка – серебряный экю. Но, не совсем обычная. Просверлённая в трёх местах, она была перевита тонким чёрным шнурком, и завязана причудливым узлом. Свободные концы позволяли носить на шее этот импровизированный медальон, что я и сделала. Поклявшись во что бы то ни стало сберечь этот подарок, я надёжно спрятала его под своей одеждой.
Когда на следующий день я навестила старика Гийома, его таинственный гость уже исчез.
Глава 5
Париж
Утро выдалось невероятно свежим. Несмотря на тёплую одежду, холод пробирал до самых костей. От него немели пальцы на руках, и совершенно отказывались сгибаться и крепко держать оружие.
Прежде, чем де Леруа изволил появиться в указанном месте, секунданты успели опустошить две бутылки превосходного анжуйского вина за здоровье и примирение дуэлянтов.
Патрис де Сежен расхаживал перед кованой решёткой у входа в сад Тюильри. Ему ещё ни разу не приходилось участвовать в дуэли, поэтому, несмотря на твёрдую руку и верный глаз, за которые часто хвалил его учитель фехтования месье Жак, он испытывал некоторый испуг. Судите сами, одно дело фехтовать рапирой с защищённым колпачком концом в зале, другое – держать в руках острую шпагу, и целиться прямо в плоть противника.
Но, разве у него был выбор? Нет! Его сводный брат, пятнадцатилетний Ренард, был застигнут ревнивым мужем прямо в опочивальне своей дражайшей супруги. Юному Ренарду удалось сбежать в окно, но обманутый супруг, хоть и не разглядел лица, всё же успел заметить семейный герб на седле его лошади, когда он в спешке покидал место преступления. В панике, Ренард и его мать, которая являлась мачехой Патриса, умоляли его, в отсутствие отца, уехавшего охотиться в поместье, вмешаться и спасти ситуацию.
К сожалению, спасать было нечего. Новости подобного рода, разлетались со сказочной скоростью. Барон де Леруа, ставший посмешищем для всего света, был настроен весьма решительно. Будучи опытным дуэлянтом, он ни на миг не сомневался в своей победе над сопливым мальчишкой.
В отличие от него, Ренард не умел ничего, и был обречён на смерть в столь юном возрасте.
Патрис, хоть и недолюбливал мачеху, но был искренне привязан к брату, а посему, поддался уговорам скорбящей женщины, и не придумал ничего лучше, как взять вину на себя, признав, что именно он был в тот день в постели с мадам де Леруа.
О том, что он был старшим сыном и прямым наследником графа Ламмер, а значит не имел права так бездумно рисковать своей жизнью, он совершенно не подумал.
Теперь, когда до начала дуэли оставались считанные минуты, он, семнадцатилетний, почти безусый юноша, испытывал настоящий ужас, от которого стыла в жилах кровь.