— Разыграла! — убежденно сказал Кис. — Она сама тебя подвела к этому предложению. Разжалобила рассказом о попытке изнасилования… Сказала, что труп там лежит до сих пор… Ты и поперся… Но только зачем ты ей понадобился, вот что я хочу понять? Отпечатки стереть? Она в этой квартире бывала, раз знает ее хозяина — а она его знала, раз убила и утопила! — и отпечатки ее там, безусловно, есть, но она могла стереть их сто раз без тебя. Для такой ерунды ей не нужен профессионал. Что ее могло еще беспокоить в квартире, если квартира не является местом преступления?
Реми посмотрел на Алексея.
— Знаю. Понял! Вот зачем: ей нужно было что-то забрать из квартиры, какую-то улику, вещь, которая могла указать на нее! И меня использовали как средство для открывания замков, как вульгарную отмычку! И пока я там корячился, ползая по паркету, она прихватила то, за чем пришла!
— Очень возможно… По крайней мере, это объясняет ситуацию… Ну, а она-то что тебе сказала?
— Опять стала врать. Что никого не убивала и все это придумала… Дальше я не дослушал.
— А ты знаешь, — задумчиво проговорил Кис, — если мы с тобой на верном пути и она воспользовалась твоей помощью, чтобы попасть в квартиру… То вполне могло быть и так, что она действительно никого не убивала…
Он едва заметно улыбнулся, увидев, как встрепенулся Реми.
— Она, несомненно, знает убитого, — продолжал Кис, забавляясь оживлением в лице приятеля, сменившим угрюмую и подавленную мину. — И, несомненно, знает, что его убили. И решила — тут ты, я думаю, прав — забрать какую-то вещицу из его квартиры, чтобы его имя не связывали с ней… Сам посуди, как ей было сбросить тело…
Реми вскочил.
— Я идиот! Ты прав, Алексей, ты прав! Вот проклятье, эмоции — враг рассудка! Какую я глупость сморозил! У меня голова совершенно выключилась, это же ясно! Подстеречь его на улице, оглушить чем-то по голове, притащить это тело к реке, перевалить через парапет набережной — она? Ты бы видел ее хрупкую фигурку! И, главное, раздеть мертвеца — это не женский ход мышления! Это дело профессионала или хотя бы мужчины! А я, кретин…
Кис улыбался, глядя на бурную реакцию Реми.
— Ты бы видел ее! — заметил Реми ироничный взгляд друга. — Ты бы глянул в эти глаза! У самого бы крыша поехала!
— Надо бы увидеть, — заметил Кис. — Объясниться.
— Сейчас же!!! Можно ее позвать сюда?
— Десять вечера. — Кис с сомнением покачал головой. — Давай завтра.
— У меня нет завтра! Я через два дня улетаю! У меня все — сию минуту! Прошу тебя, вот ее телефон. Позвони, объясни, как доехать, пусть возьмет такси, я встречу внизу и оплачу… Или я сейчас сам за ней поеду!
Алексей покачал головой и набрал номер. Ксении, однако, дома не было, и вежливый мужской голос продиктовал номер ее сестры, у которой Ксюша находилась в данный момент.
К телефону долго не подходили, но Кис был упрям, и едва ли не на десятый гудок трубку сняли. У телефона оказалась ее старшая сестра по имени Александра, сообщившая приятным хрипловатым голосом, что Ксения не совсем хорошо себя чувствует, в связи с чем к телефону не подходит. Кис не без удовольствия стал объясняться с приятным голосом. После всех извинений от имени и по поручению, всех объяснений, всех кто, почему, куда и когда, он сообщил Реми:
— Едут. Ксюша и ее сестра.
Реми, следуя указаниям Алексея, разыскал кофеварку, кофе, сахар и занялся приготовлением кофе, а Кис бросился убирать свою постель и складывать диван-кровать…
Глава 6
Девушки вошли.
Кис при виде еще припухшего от недавних слез лица Ксюши понял Реми. Понял быстро и очень ясно, что потянуло француза к этой девушке. Он за границей бывал не раз и чувствовал тот выгодный контраст, который Ксюша представляла с западными женщинами и от которого могла растаять добрая половина мужского иностранного населения.
Реми при виде еще припухшего от недавних слез лица Ксюши испытал мучительное раскаяние, не менее мучительную жалость и все так же не менее мучительную радость снова увидеть эти чудные глаза.
Кис при виде Александры подумал коротко: «Если бы эта осталась у меня, я бы… И вообще, что-то давно у меня женщины не было. Работа проклятая, жить не успеваешь».
Реми при виде Ксюшиной сестры подумал еще короче: «Журналистка!!!»
Ксюша глянула на обоих мужчин настороженно: вдруг снова начнут…
Александра холодным взглядом окинула обоих. Характеристики были не слишком лестными: Алексей похож на ловкую лохматую обезьяну, устройство рук и ног которой наводило на мысль о дереве, за которое она вот-вот уцепится и быстро-быстро полезет наверх… Отчего-то на мгновенье она представилась самой себе этим деревом. Реми ей показался вовсе не таким уж привлекательным, как описывала его Ксения, — довольно приятное, но какое-то слишком гладкое, слишком стандартное лицо, как почти у всех иностранцев, — на таких не выражаются чувства и мысли, и она такие лица не любила…
Впрочем, что любила Александра? Кого любила Александра?
Но это ее проблемы. И другим о них знать ни к чему. А Ксюша… Пусть радуется жизни, пока молодая и глупая. Александра старалась не мешать сестре любить всё и всех… Может, Ксюше больше повезет, чем ей?
По крайней мере, Александра любила свою сестру.
Сели вчетвером в кружочек — девушки рядышком на диване, мужчины на стульях. Кис заторопился на кухню — за кофе. В течение нескольких минут никто не проронил ни слова.
— Давайте договоримся, — нарушил тишину Кис, ставя кофе на столик, — говорить правду. Иначе смысла в нашей встрече нет.
— Мы для этого и пришли, — сухо сообщила Александра.
— Вот и чудненько. Вопрос первый…
— Погодите, — перебила Журналистка, — вопросы потом. Сначала дайте нам объяснить.
— Нет уж, извольте сначала ответить на вопрос. Ксения, вы убили этого человека?
— Нет, — вскинула на него глаза Ксения.
У нее и вправду чудные глаза. Но у старшей-то, у старшей! Если у этой чудные, то у той просто магические!
— Я готов вам поверить. Вы хотели просто забрать какую-то вещь в его квартире?
— Нет.
— Та-ак, а ведь мы договорились не врать.
— Она не обманывает, — надменно сообщила Александра. — А если вы дадите мне рассказать, то все поймете сами и куда быстрее, чем если будете задавать ваши дурацкие вопросы.
Кис поразмыслил. В основном для важности.
— Валяйте, — согласился он с достоинством и снова подумал, что если бы эта осталась у него, то он бы… Ух!..
— Это моя вина, — заговорила Журналистка. — Это я придумала такой план… А все дело в том, что Ксюша слишком наивна и прямолинейна… — Александра решила рассказать все как есть. — В Ксюше не хватает тайны, игры, стервозности…
Что верно, то верно, подумал Кис, плотоядно поглядывая на старшую сестру. В этой-то хватает, даже с избытком! Эти глаза персидские, непроницаемо-темные, с какой-то странной сумрачной искрой; это тонкое высокомерное лицо, на котором лежала тень утомленности, усталости от жизни, смесь меланхолии и горьковатой иронии, и в то же время печать тайны, словно ее тяготил какой-то грех… И — ох! — если бы эта у него осталась… и так далее, и так далее, и так далее…
«И слава богу, — подумал Реми, — в том-то ее и прелесть. Стервозностью я сыт по горло. Выше крыши я сыт…»
До самого конца рассказа Александры мужчины стойко не проронили ни слова, хотя восклицания — типа «не может быть!» — так и рвались.
— …Вот так оно и вышло, что Ксюша с Реми попали именно в эту квартиру, — подытожила Александра, и в комнате наступила тишина.
Кис оценил оригинальную выдумку Александры. Нестандартный подход к проблеме, ничего не скажешь. Да девушка и сама нестандартная…
Реми ни за что бы не взялся описать те противоречивые чувства, которые вызвал у него рассказ Александры. Он был потрясен, оглушен, виноват, смущен, польщен — и все это одновременно, и у каждого из этих чувств были свои причины, и требовались долгие слова, чтобы их выразить…