— Мистер Мэйнард ждет вас, — вежливо, но строго проинформировали его два охранника в штатском. Один из них услужливо открыл дверь машины, другой протянул руку к его дипломату. Только сейчас Лэйк вполне ощутил всю значимость своей персоны. Это было приятное чувство.
Прежде Лэйк никогда не встречался с директором ЦРУ в Лэнгли. Несколько раз они виделись в здании Капитолия, но это было еще в те славные времена, когда он был молодой и энергичный и не придавал большого значения новым знакомствам.
Тедди Мэйнард уже несколько лет не расставался с инвалидной коляской и постоянно испытывал жуткие боли, от которых его спасали только сильнодействующие лекарства. Именно поэтому он редко покидал свой офис, предпочитая принимать у себя всех нужных ему людей, даже сенаторов. Мэйнард неоднократно звонил Лэйку и просил приехать для важной беседы, но его помощники все никак не могли выкроить для этого время.
Проходя по длинным и пустынным коридорам огромного здания ЦРУ, Лэйк довольно быстро миновал множество хитроумных барьеров безопасности, потому что его сопровождали два дюжих охранника, обеспечивавших беспрепятственное продвижение гостя в этом логове разведчиков.
В огромном квадратном кабинете не было ни единого окна, за что местные служащие называли его бункером. Там сидел директор этого могущественного заведения и рассеянно смотрел на экран, демонстрирующий застывшее лицо конгрессмена Аарона Лэйка. Это была самая последняя фотография конгрессмена, запечатлевшая его во время одного из многочисленных собраний по поводу сбора пожертвований. После весьма удачной кампании по сбору средств Аарон Лэйк выпил полстакана хорошего красного вина, съел поджаренного до золотистого цвета цыпленка, решительно отказался от какого бы то ни было десерта, уехал домой в гордом одиночестве за рулем своей машины и улегся спать незадолго до одиннадцати часов. Вероятно, эта фотография была самой удачной, так как Лэйк предстал на ней почти красавчиком: огромная копна светло-золотистых волос без каких бы то ни было признаков седины, и к тому же натурального, а не искусственного цвета, довольно четкая линия стрижки, что свидетельствовало о незаурядном мастерстве парикмахера, глубоко посаженные темно-голубые глаза, квадратный волевой подбородок и по-настоящему прекрасные белоснежные зубы. Ему было пятьдесят три, и при этом он не подавал никаких признаков быстрого старения. Впрочем, этому было вполне разумное объяснение: Аарон Лэйк следил за своим здоровьем и каждый день в течение не менее тридцати минут потел на тренажере.
Несмотря на все старания подчиненных директора ЦРУ, не было обнаружено абсолютно никаких вредных привычек, пагубных наклонностей или чего-нибудь другого, что могло бы бросить тень на безупречный облик этого конгрессмена. Он ценил общество красивых женщин, но при этом не нарушал принятых норм морали. Лэйк любил появляться в обществе дам, которые одним присутствием могли укрепить его прекрасную репутацию неподкупного и честного политика. Особым его расположением пользовалась шестидесятилетняя вдова, чей покойный муж сделал в свое время блестящую карьеру лоббиста. Родители Лэйка давно умерли, а сын работал в настоящее время школьным учителем в Санта-Фе. Что до его жены, то она умерла от рака матки, и с тех пор конгрессмен Аарон Лэйк из штата Аризона вел жизнь одинокого отшельника, не пытаясь с кем-то связать свою судьбу. Единственным живым существом, которое помогало ему скрасить одиночество, был прелестный тринадцатилетний спаниель, но и тот отошел в мир иной вскоре после смерти жены.
Еще было известно, что Аарон Лэйк — правоверный католик и каждое воскресенье посещает церковь.
Тедди Мэйнард нажал на кнопку, и изображение мгновенно исчезло. Лэйк был мало известен как политик за пределами столицы, но не потому, что не обладал выдающимися способностями, а прежде всего в силу особенностей своего характера. Он тщательно охранял свой внутренний мир и не был карьеристом. Некоторое время назад Лэйка называли возможным кандидатом на пост губернатора Аризоны, но он опроверг эти слухи, так как любил столичную жизнь, обожал Джорджтаун с его студентами, ресторанами, всегда переполненными книжными магазинами и многочисленными недорогими барами, где всегда можно было выпить чашечку эспрессо. Кроме того, он любил театр и музыку и никогда не упускал возможности посетить со своей покойной женой тот или иной спектакль в Центре имени Кеннеди. На Капитолийском холме за Аароном Лэйком давно закрепилась репутация талантливого и яркого конгрессмена, в высшей степени трудолюбивого, исключительно честного, безупречно лояльного по отношению к властям и на редкость красноречивого. На территории его штата находились штаб-квартиры четырех крупнейших оборонных компаний, и именно поэтому он вскоре стал известным специалистом в области военного производства и систем боеготовности. А это, в свою очередь, позволило ему занять весьма престижный в палате представителей пост председателя комитета по вооружениям и воинской службе. Таким образом, непосредственные служебные обязанности Аарона Лэйка должны были рано или поздно привести его к директору ЦРУ.
Тедди снова щелкнул кнопкой, и на экране появилось лицо Лэйка. Мэйнарда охватило чувство смутного беспокойства. Это было странное ощущение беспомощности — подобного давно уже не испытывал заслуженный ветеран самой могущественной разведслужбы в мире. Он знал семь иностранных языков и чего только не перенес в своей жизни: бывал под пулями, скрывался под мостами, замерзал в горах, травил чешских шпионов, стрелял в предателей — словом, пережил больше приключений, чем дюжина опытных агентов, вместе взятых. И тем не менее, глядя сейчас на спокойное лицо Аарона Лэйка, не мог избавиться от ощущения какой-то непостижимой загадки, решить которую почему-то никак не удается. И при этом Мэйнард понимал, что его ведомству предстоит сделать нечто такое, чего никогда раньше ЦРУ не делало.
Его управление почти в буквальном смысле вскормило сотню сенаторов, около полусотни губернаторов штатов, четыреста тридцать пять конгрессменов. Теперь предстояло серьезно поговорить с членом палаты представителей Аароном Лэйком из штата Аризона.
Тедди щелкнул кнопкой, и огромный экран на стене мгновенно погас. Ноги Мэйнарда были укрыты толстым пледом, на нем была его повседневная одежда — толстый свитер, белая рубашка и темного цвета галстук. Он подъехал на инвалидной коляске к двери и приготовился встретить гостя.
Пока Лэйк дожидался в приемной приглашения к хозяину кабинета, ему принесли чашку кофе и предложили на выбор несколько пирожных, от которых он отказался. Он был довольно высоким, поджарым, стройным, тщательно следил за своим весом, и если бы согласился съесть хоть одно пирожное, Тедди был бы крайне удивлен. Его агенты давно выяснили, что Лэйк никогда и ни при каких обстоятельствах не употреблял сахар. Однако кофе он любил крепкий, и пока медленно пил его, старался собраться с мыслями и наилучшим образом подготовиться к встрече с директором ЦРУ. Его предварительно проинформировали, что речь пойдет о все более возрастающем и в высшей степени настораживающем контрабандном потоке оружия на Балканы. Именно поэтому сегодня утром он на всякий случай пролистал несколько важных документов, касающихся поставок артиллерийских установок на мировой рынок.
В этот момент мягко прозвенел звонок. Дверь кабинета широко распахнулась, и из нее выкатилась инвалидная коляска, в которой сидел сам директор. Он выглядел достаточно бодро для своих семидесяти четырех лет. Лэйк тут же ощутил крепкое рукопожатие, которое, впрочем, можно было легко объяснить ежедневными упражнениями с инвалидной коляской, требовавшими немалых усилий. После обмена приличествующими таким случаям фразами Тедди направился в кабинет, приглашая за собой гостя.
Усевшись друг против друга за огромным и необыкновенно длинным столом, доходившим почти до конца противоположной стены, которая в то же время служила своеобразным экраном, они перекинулись парой ничего не значащих фраз, а потом хозяин кабинета щелкнул кнопкой и повернулся к экрану. Лэйк всегда восхищался электронной начинкой кабинетов высокопоставленных чиновников, но этот кабинет был выше всяческих похвал. Можно было только догадываться, какими хитроумными приборами напичкано это помещение. Вряд ли он удивился бы, если бы ему сказали, что здесь можно мгновенно измерить его пульс с расстояния тридцати футов.