В женщине, которую он только что купил, не было ничего особенного. Он знал все, что можно было знать об Эйвери Финче. В тот момент, когда кто-то приходил к нему за деньгами, он ставил перед собой задачу убедиться, что у этого человека есть слабое место. Эйвери принадлежала ее отцу, и, придя сегодня вечером в его магазин, ему было любопытно, как именно он может манипулировать ситуацией.
Эйвери была другой. Хоть она и боялась его, она все равно сопротивлялась.
Ему это показалось интересным.
Большинство женщин предлагали свои тела, и в каком-то смысле Эйвери сделала именно это, только она, похоже, этого не осознавала.
В его распоряжении был целый город, и все же эта женщина с ее страстью и глупостью что-то пробудила в нем. Она попыталась апеллировать к его более мягкой стороне. Ей нужно было понять, что в нем нет ничего мягкого.
Будучи капо, каждая клеточка сострадания умерла. Это должно было произойти. Он не дожил до сорока лет по своей специальности, проявив какое-либо сочувствие.
Глядя на нее сейчас, он знал, что ему будет очень весело.
Он отозвал своего человека, который в тот самый момент собирался войти в больницу. Еще больше сломанных костей не погасило бы долг, но Джино нравилось производить впечатление. Отец Эйвери был многим ему обязан, и даже если бы он сочувствовал его тяжелому положению, он не мог проявить фаворитизм.
Теперь, когда он заберет у него дочь, это станет сигналом для любой семьи, которая подумает о том, чтобы занять у него деньги; совсем другая идея.
— Твой отец в безопасности.
— Спасибо.
— Пока не благодари меня.
Он подошел к двери и сообщил охранникам, что у него гость. Простым щелчком пальцев они схватили кричавшую девушку.
— Подожди, перестань, я не понимаю.
Джино повернулся, чтобы посмотреть на нее, как раз в тот момент, когда один из его людей перекинул ее через плечо. Она не была стройной женщиной. Ее формы были чертовски божественными, и он не мог дождаться, когда она окажется на его кровати, раздвинув ноги и приглашая его войти.
Даже сейчас, когда она ненавидела его — а ему это нравилось, — Эйвери все равно собиралась умолять его.
— Теперь ты принадлежишь мне, Эйвери. Я не люблю оставлять свои игрушки только для того, чтобы с ними играли все.
— Я не игрушка.
— Да, ты. Или мне стоит перезвонить своему мужчине и на этот раз приготовить еще и несколько ребрышек?
Он увидел, как сжалась ее челюсть. Хорошо, он задел нерв. Ему это понравилось.
— Хорошо?
— Нет, — выдавила она это слово.
— А теперь скажи это.
— Что? — спросила она.
Он запустил пальцы в ее волосы и откинул ее голову назад, чтобы посмотреть ей в глаза. У нее были красивые, насыщенные карие глаза. Прямо сейчас они были полны слез. Он не возражал против слез. Для него это означало, что он хорошо справился с работой.
— Скажи: я твоя игрушка, Джино Мацца.
Она стиснула зубы, выглядя решительно, как будто собиралась сражаться с ним на каждом шагу. Глупая девчонка.
Все, что ему нужно было сделать, это поднять свой мобильный телефон.
— Я твоя игрушка, Джино Мацца.
— Хорошо. Я сделаю все, что ты захочешь.
Она повторила за ним.
— И я буду наслаждаться каждой секундой.
— Ты не можешь заставить меня сказать это.
— Милая девочка, я думаю, тебе нужно понять, что я могу заставить тебя сделать что угодно.
Он заставил ее сказать это, прежде чем заставить своих людей отвезти ее в машину. Он подождал пару минут, дав им возможность связать ей руки и ноги. Она, скорее всего, нападет на него в машине, и даже несмотря на то, что это доставило бы ему массу удовольствия, он все равно не был готов ради этого рисковать своей жизнью.
Джино оглядел семейный магазин. Он бывал здесь пару раз, еще будучи ребенком. Его мать любила готовить для отца. До ее смерти его отец был нормальным человеком. После ее смерти почти тридцать лет назад Джино Мацца-старший стал монстром, и даже он многому научился.
Никогда не позволяйте женщине стать вашей слабостью, поскольку другие всегда будут этим пользоваться. Их враги знали, что его мать была любовью всей жизни капо. Они расправились с ней холодно. Джино вспомнил, как находился посреди улицы. Сумка с продуктами, которую она купила для приготовления юбилейного ужина, валялась на тротуаре. Он держал ее голову в своих руках, кровь пачкала его одежду. Одна пуля в голову.
Именно таким его нашел отец.
За всю свою жизнь это был единственный раз, когда Джино видел, как его отец плакал, а потом потерял самообладание. Он впал в ярость, в отличие от всего, что видел этот город. Никто не заменил ему мать, а отец был холоднее глыбы льда.