Я доедаю бутерброд и затем несколько минут просто сижу и нежусь на солнышке, вдыхая ароматы лондонской осени.
Увы, вскоре приходится взглянуть на часы: до заседания сорок минут. Крякнув от досады, неохотно поднимаюсь и неспешно отправляюсь обратно.
Роза же на месте, кого-то внимательно выслушивает по мобильнику. Быть может, приходит мне в голову, это ее парень или же потенциальный ухажер. Мне известно лишь, что она не замужем, поскольку кольца у нее на пальце нет. Про своего партнера Роза еще ни разу не обмолвилась, но я даже представить себе не могу, что такой красивой женщине не из кого выбирать. Тему эту я никогда не затрагивал — наверное, просто боюсь услышать ответ.
— Мне нужно работать, — поспешно говорит она в трубку и, даже не попрощавшись, отключается.
Я бросаю на нее взгляд, отчасти ожидая небрежного комментария о телефонном собеседнике, каковой в качестве оправдания отпускают обсуждающие личные дела на рабочем месте. Замечания, однако, не следует. Наверно, Роза просто смущена или же помнит, что трехмесячный испытательный срок еще не закончился. Очень жаль, что она считает меня способным устроить взбучку за один личный звонок.
— Хорошо пообедали? — Она прячет телефон в сумочку.
— О, прекрасно, спасибо. Надеюсь, не прервал важный разговор.
— Нет, ничего важного.
Роза улыбается, но в подробности опять-таки не вдается. Отсутствие подтверждения, что она болтала со своим парнем, доставляет мне некоторое облегчение. Лучше махнуть на это рукой.
— Ах да, я разобралась с вашим телефоном.
Она с энтузиазмом подбегает ко мне, усаживается на краешек стола, и я получаю четкие инструкции по использованию нового устройства. Понятия не имел, что в небольшое устройство из стекла и пластика может столько всего поместиться, и по завершении наставлений с неохотой вынужден признать его очевидное превосходство над моей старенькой «Нокией».
Покончив с телефоном, я собираю нужные папки и прошу Ролу обзвонить некоторых людей из списка и попытаться ответить на их вопросы. Многие почему-то уверены, что я могу решить их проблемы как по мановению волшебной палочки. Согласен, официально сформулированное послание на парламентском бланке зачастую и вправду помогает, вот только для одного человека просителей слишком уж много.
— После совещаний я, скорее всего, сразу же отправлюсь на прения, так что вернусь уже в конце рабочего дня.
Роза кивает, и я покидаю кабинет.
Один прославленный американский экономист — запамятовал его имя — как-то сострил, что совещания — замечательный способ изображать деятельность, ничего при этом не достигая. Что ж, обе мои встречи вполне соответствуют этой формуле.
Спустя два часа я вхожу в свою палату — Палату общин, самое сердце парламента, где избранные депутаты обсуждают и голосуют по законопроектам. В случае одобрения таковые отправляются в Палату лордов для критического рассмотрения и утверждения. В Палату общин еженедельно поступают десятки проектов законов, и посещаемость прений, как правило, определяется важностью и спорностью законодательного акта в повестке дня. Сегодня обсуждается законопроект о допускаемом уровне шума от транспорта. Судя по крайне прискорбной явке, данная тема парламентариев практически не интересует. Из более шестисот депутатов Палаты присутствуют лишь шестнадцать.
Изо всех сил пытаюсь включиться в дебаты, но тема настолько нудная, что я периодически отключаюсь. Когда же один из депутатов заводит пространную диатрибу о вреде шумового загрязнения, все малочисленное собрание исторгает единодушный стон. Едва не заснув, решаю воздержаться от голосования, поскольку не имею ни малейшего понятия, есть ли в этом законе хоть какой-то смысл.
Наконец освободившись, я спешу к себе, поскольку до запланированного выступления остается меньше часа.
Меня поджидает очередной список.
— Я постаралась обзвонить как можно больше народу, но эти настаивают на личном разговоре, — извиняющимся тоном поясняет Роза.
— Придется им подождать до завтра. Я уже опаздываю.
Распечатываю текст речи и убираю листки в карман. Затем смотрюсь в небольшое зеркало на двери. Человек я отнюдь не самолюбивый, однако выступать со сбившимся галстуком или взлохмаченными волосами мне все же претит.
— Что в моем ежедневнике на завтрашнее утро? — осведомляюсь я у секретарши, поправляя галстук.
— Вам повезло. Совещание в десять часов перенесли, так что первую половину дня вы свободны.
— Уже легче.
— И вы прекрасно выглядите, — добавляет она.