— Расскажите о них.
— О ком?
— О ваших родителях.
К моему облегчению лицо Габби проясняется, и я мысленно благодарю Розу. Странное дело, я внезапно ощущаю укол вины за то, что выпиваю с другой женщиной.
На протяжении следующих десяти минут я выслушиваю откровения Габби. Отношения с родителями у нее явно были очень близкими, в особенности с отцом, и ее теплые слова вызывают у меня новый укол вины и сожаления.
Новая знакомая заканчивает рассказ извинениями:
— Поверить не могу, что, как дура, вогнала вас в скуку своими воспоминаниями о родителях. Простите меня. И что вы только обо мне подумали?
— Подумал, что вам нужно было выговориться.
Она подается вперед и сжимает мне руку.
— Вы правы, и спасибо вам огромное, Уильям, что выслушали. Я очень давно ни с кем не говорила об отце и матери.
Ладонь у нее теплая, и она мягко поглаживает большим пальцем мое запястье. Прикосновение женщины приводит меня в замешательство и восторг.
— Братьев и сестер у вас нет? — интересуюсь я.
— Нет. Только двоюродные. Порой я с ними встречаюсь, но ни с кем из них не близка.
Мысли, как развивать семейную тему дальше, у меня напрочь отсутствуют, да и все равно я предпочел бы обсуждать что-нибудь не столь тягостное. Поэтому предлагаю новую порцию выпивки и отправляюсь к стойке.
Пока единственный бармен занимается другим клиентом, устраиваюсь в конце стойки и, дожидаясь своей очереди, размышляю над причудами судьбы, милостиво протягивающей свою длань после хорошей оплеухи в виде провального выступления.
Внезапно на плечо мне ложится рука совершенно иной природы. Вырванный из раздумий, оборачиваюсь и вижу перед собой Габби.
— Еще не заказали? — спрашивает она.
— Нет.
— Хорошо. Я подумала, было бы неплохо вернуться в гостиницу и перекусить в номере.
Похоже, судьба все-таки решила придерживаться привычной колеи. Что ж, еще один вечер в одиночестве у «Фицджеральда».
— Да, конечно. Было приятно поболтать с вами, Габби.
Я протягиваю руку, однако женщина слегка хмурится.
— Я надеялась, что вы составите мне компанию.
— О!
— Уильям, честное слово, если вам неудобно, я всецело понимаю. Просто не люблю есть в ресторанах.
До меня доходит, что я по-прежнему стою с вытянутой рукой, да и челюсть у меня наверняка отвисла. Встряхиваюсь и излагаю собственное видение ситуации:
— Не могу сказать, что одобряю приглашение незнакомцев в гостиничный номер.
— Об этом я догадывалась, поэтому-то безбоязненно вас и приглашаю. В людях я разбираюсь неплохо, Уильям, и совершенно не сомневаюсь, что вы настоящий джентльмен.
Джентльменом меня называют отнюдь не впервые, и, как мне представляется, ярлык сей подразумевает выдержку, благонадежность и предсказуемость — отнюдь не те черты, что заставляют сердце учащенно биться. Остается только мечтать, чтобы меня хоть разок приняли за грубияна, обольстителя или даже немножечко мерзавца.
— Спасибо. Сочту за честь, — по-джентльменски отвечаю я.
Габби берет меня под руку, и мы выходим на Стрэнд и прохладный вечерний воздух.
— Где вы остановились? — спрашиваю я.
— Да здесь же и остановилась, — кивает она на «Монтгомери» через дорогу, откуда мы ушли с час назад. Лично мне хотелось бы избежать встречи с участниками мероприятия, которые наверняка все еще ошиваются в бесплатном баре.
Пока мы ждем зеленого на пешеходном переходе, я украдкой бросаю взгляд на свою прекрасную спутницу и немедленно ощущаю себя под три метра ростом. Может, я и удрал из гостиницы поджав хвост, зато возвращаюсь с высоко поднятой головой.
А вдруг это начало весьма запоздалой новой главы в моей жизни?
Да смею ли я вообще надеяться?
7
Мы проходим по блестящим полам пустынного гостиничного холла к лифту.
— Проголодались? — спрашивает Габби.
— Немного, — отзываюсь я, хотя настороженность и возбуждение уже несколько умерили мой аппетит.
Двери лифта распахиваются с мелодичным сигналом, открывая ворсистый ковер на полу. Зеркальные стены кабины отражают странную парочку, словно из сатирического шоу: политик средних лет с красавицей-любовницей много моложе его.
Не выдерживаю и опускаю взгляд.
Мы выходим из лифта, проходим по коридору и останавливаемся у номера 904.
— Нам сюда.
Номер хоть и не люкс, но шикарный, с двумя огромными арочными окнами во всю стену. Преобладают коричневые и кремовые цвета, хотя подозреваю, что художник-оформитель содрал за них как за «коричный» и «латте».