— Выглядит дорогим, кроме того, я даже не знаю, как им пользоваться.
— Да это мой старый, все равно валялся в ящике без дела. Не переживайте, я все настрою и покажу, как работает.
Несмотря на мои страхи, отвергать подобный жест доброй воли будет попросту невежливо.
— Что ж, спасибо, Роза.
— Не за что, и уж не сомневайтесь, смартфон действительно облегчит вам жизнь. Когда пойдете на совещание, оставьте мне ваш старый мобильник, я перенесу все данные.
Покорно протягиваю свою антикварную «Нокию», и меня охватывает чувство, будто я прощаюсь со старым другом.
— Так, с этим разобрались, теперь за дело.
Роза достает из кармана пиджака собственный смартфон и, водя по экрану своим изящным пальчиком, принимается перечислять совещания и прочие обязательные дела, запланированные на сегодня. Одно скучнее другого. Я вежливо киваю и сверяюсь с собственным ежедневником, молясь про себя, что ничего не упустил и что Роза не начнет снова угрожать спалить его.
Наконец, проверка закончена, я получаю кипу папок, и мы переходим к следующему пункту — разбору нескончаемой корреспонденции. Роза начинает перебирать груду писем и уведомлений, каждое из которых требует ответа, и мои мысли уносятся куда-то вдаль. Теперь эта процедура у нас доведена до совершенства, и Роза со свойственной ей расторопностью сама разбирается с львиной долей посланий. Несколько, увы, все же требуют и моего участия.
— Приглашение на ужин от Мартина Фавершема.
— Передайте ему, что я занят до самого Рождества.
Роза черкает что-то на конверте и берется за следующий.
— Приглашение на открытие нового медиацентра в Маршбергонской средней школе в следующем месяце.
— Что такое, черт побери, медиацентр?
— Я отвечу, что вы будете, — отзывается Роза, даже не заручившись моим согласием. — Хоть что-то новое узнаете.
— Ладно, — исторгаю я стон. — Дальше…
Следует еще с десяток домогательств моего драгоценного времени. С величайшей неохотой соглашаюсь на семь, на остальных Роза делает пометки принести извинения.
— И последнее. Доминик Хассард просит о личной встрече.
— Это кто еще такой?
— Ваш агент по недвижимости в Гэмпшире.
— Ах, он. И чего ему нужно?
— В следующем месяце истекает договор об аренде Хансворт-Холла. Как я понимаю, съемщики хотят его продлить.
— Ну так передайте ему, чтобы продлил на тех же условиях.
Хансворт-Холл служил домом семье Хаксли с 1808 года. Расположенный на десяти акрах английского парка особняк эпохи Регентства приобрел мой четвертый прадед, Томас Хаксли. Во время промышленной революции он сколотил состояние и застолбил себе место среди поместного дворянства. После смерти Томаса особняк отошел к его сыну, Огастасу, затем, вниз по семейному дереву, к моему отцу и, наконец, ко мне. Таким образом, я представляю седьмое поколение Хаксли, владеющее Хансворт-Холлом, пускай нога моя и не ступала туда вот уже более двадцати лет.
Можно смело утверждать, что с нашим семейным домом меня связывают непростые отношения. Мне нравится его архитектурный стиль, история, прекрасные окрестности, и в то же время отвратительно слишком многое, связанное с ним. Я рос единственным ребенком, и в отсутствие близких соседей компанию на прогулках по владениям мне только и составляли, что собственные мысли. Когда же мне исполнилось четырнадцать, умерла мать, и отец решил, что для меня лучше будет продолжить обучение в пансионе. Как ни надеялся я наконец-то избавиться от одиночества, этого не удалось ни в последних классах школы, ни в университете.
После университета, к величайшему недовольству отца, я предпочел посвятить себя благотворительной деятельности в угандийской миссии. До сих пор помню яростный спор, последовавший после объявления родителю этого карьерного плана. Перебранка вылилась в трехлетний разрыв. Наши отношения испортились до такой степени, что он даже не уведомил меня о диагностированной у него болезни Альцгеймера. Мне было двадцать четыре года, когда позвонил его лечащий врач. О смерти отца мне сообщил незнакомец.
Я провел три недели в Маршбертоне, не желая возвращаться на постоянное проживание в Хансворт-Холл. Одиночество так и оставалось моим верным спутником, и в довершение всех неприятностей мне предстояло выплатить огромный налог на наследство. За неимением иного выбора я выставил на аукцион большую часть имущества, а особняк сдал в аренду.
Затем вернулся в Уганду и попытался выкинуть Хансворт-Холл из головы. Одиночество, разумеется, последовало за мной — да оно и по сей день фактически так никуда и не делось.