Пару ему составлял ныне действующий посол Роберт Ганнинг. Панин подошел к англичанам и обменялся с ними любезными поклонами.
— Признаться, не ожидал вас увидеть в России, дорогой Джордж, — улыбнулся канцлер после приветствий. — Вы полагаете, что государыня забыла свой гнев?
Англичанин улыбнулся и на неплохом русском языке ответил:
— Я не буду докучать своим присутствием государыне. Меня привели в Россию дела, далекие от высокой политики. Премьер-министр и парламент озабочены неисполнением обязательств с русской стороны по поставкам железа, пеньки, льна, зерна и прочих товаров. Наши компании несут убытки, и я направлен оценить перспективы сложившейся ситуации.
Тут Панин поморщился. Англичанин был прав. С поставками товаров из России все было плохо. Вскоре после захвата самозванцем Москвы вдоль водных путей, соединяющих Волгу с Невой, прошлась дикая орда из казачков и инородцев. На Мсте, Волхове, Ладожском канале и даже напротив самого Шлиссельбурга были утоплены или сожжены все баржи с грузом.
Сотни купцов завалили своими жалобами канцелярию градоначальника, коммерц-коллегию и даже его самого. Причем масштаб потерь, если верить этим слезницам, раза в три превышал обычный годовой грузооборот. Но на купцов Панину было наплевать, даже на английских. Ужас ситуации был в том, что в город прекратились поставки продуктов с Поволжья. Ни ржи, ни пшеницы, ни овса за последнее время в город не привезли ни единого куля.
Сто пятьдесят тысяч жителей столицы уже начинали понемногу паниковать. Все, кто мог, начали покидать город. Особенно иностранцы. По городу ходили слухи один тревожнее другого. Цены на продукты взлетели как никогда раньше. Возросло количество разбоев и грабежей.
Новгородская и Псковская губернии столицу прокормить не могли в принципе, и потому в срочном порядке пришлось воспретить вывоз зерна из Эстляндии, Лифляндии и Курляндии за рубеж. Что вызвало закономерное недовольство английских и шведских купцов в Риге и Мемеле. Так что появление высокопоставленного эмиссара из Лондона удивления не вызывало. Вызывала удивление личность посланника. Бывший посол был слишком крупной фигурой для банального торгового аудита. Панин чувствовал фальшь, глядя на разглагольствовавшего о трудностях торговли бритта.
— В скором времени вопрос с самозванцем и свободным доступом к волжской торговле будет решен. Южная армия уже движется к Москве, а шведский король окажет помощь с севера. До конца лета все решится, — заявил канцлер с уверенностью, которую на самом деле не испытывал. — А пока прошу извинить. Меня ожидает ее величество.
Когда англичане остались позади, Денис Фонвизин негромко произнес в спину своему шефу:
— Сдается мне, что Маккартни этот неспроста приехал. Как бы он не к Пугачеву наладился.
Панин кивнул и вполголоса ответил:
— Я тоже об этом подумал. Попрошу брата слежку за англичанами установить усердную. Посмотрим, что джентльмены затеяли.
— Это правильно, Никита Иванович. А ежели они пропадут по пути к самозванцу, то и невелика беда.
— Экий ты кровожадный, — усмехнулся канцлер.
Тем временем они дошли до кабинетов императрицы и увидели рыдающую Анну Волконскую, фрейлину государыни, которую уводил прочь доктор Роджерсон.
— Ой, Никита Иванович, никак дурные новости из Москвы пришли.
Опять раздался голос Фонвизина из-за спины Панина.
— Сейчас узнаем.
Панин жестом подозвал дежурного офицера, на этот раз не из числа флотского экипажа, а из гвардейцев-семеновцев, что не ушли вместе с Орловым, и спросил, кивнув на рыдающую женщину:
— Что случилось?
— Из Москвы слух пришёл, что ее батюшку казнили. Отрубили голову прилюдно какой-то машиной для казни.
— Господи, прими его душу грешную…
Перекрестился Панин, забрал у секретаря папку с бумагами и вошел в кабинет.
У императрицы собралась обычная теперь компания доверенных лиц — генерал-прокурор князь Вяземский, глава тайной канцелярии Петр Иванович Панин, генерал-полицмейстер Петербурга Николай Иванович Чичерин и президент Военной коллегии Захар Григорьевич Чернышев. Необычным было только присутствие протоиерея Иоанна Панфилова.
— Ваше величество, счастлив вас видеть…
Начал было расшаркиваться канцлер, но Екатерина его прервала:
— Полно, Никита Иванович. Не до этикета ныне.
И протянула ему листок бумаги.
— Снова нас маркиз в грязь макнул. Читай.