— Это ужасно.
— Ужасно, — согласился я. — Но я надеюсь, настоящий ужас испытаем не мы, а те, кто желает нам зла.
— Я должна поблагодарить Екатерину Александровну. Ты знаешь, где она сейчас?
— Знаю. Уехала до завтра. Так что поблагодаришь за завтраком.
— Мы будем обедать и ужинать без неё?
— А что здесь такого? Думаешь, без неё нас не покормят?
Мила улыбнулась. Я аккуратно вытер с её лица слезинку, поцеловал в ещё влажную щёку и спросил:
— Хочешь, я попрошу, чтобы обед нам принесли в твои апартаменты?
— Не надо, — отказалась Мила. — Неудобно.
— Да прислуга лишь обрадуется, что не надо накрывать стол в обеденном зале, а потом это всё убирать.
— Тогда давай. Будет здорово.
— Конечно, здорово. Можем обедать и смотреть телевизор.
— Как в общежитии в Кутузовке? — спросила Мила и улыбнулась.
— Как в общежитии в Кутузовке, — ответил я, тоже улыбнулся и обнял Милу.
Глава 7
В кабинете кесаря проходило совещание. Скорее, это было даже не совещание, а обмен мнениями по ситуации в стране и мире между Романовым, Воронцовым и Каменским. Во время обсуждения внешней политики мнения у присутствующих сошлись почти по всем вопросам. Нужно было укреплять границу на юге в связи с испортившимися отношениями с Тюркским каганатом, не доводить до конфликтов в отношениях со Священной Римской империей и главное — начинать готовиться к большой войне с Британией или что наиболее вероятно, с коалицией стран под руководством британской короны.
— До меня дошли нехорошие слухи, что Англия пытается договориться с Ацтланом, — сказал Романов. — И вроде у англичан даже что-то получается.
— Разве с Хосе Вторым можно договориться? — удивился Каменский. — Он же объявил войну всему миру.
— Англичане не оставляют таких надежд. Им нужна гарантия, что Ацтлан не нападёт на Канаду, если Британия начнёт какую-либо войну с третьей стороной.
— Желание англичан понятно и логично, — сказал Каменский. — Но даже если допустить, что Хосе Второй способен договариваться, что ему могут дать британцы? Что у них есть такого, что могло бы заинтересовать Ацтлан?
— Гибралтар, — ответил Романов. — Все знают о безумной мечте императора Ацтлана — сложить ритуальную пирамиду из миллиона черепов испанцев. И к сожалению, в первую очередь для испанцев, это не мечта Хосе Второго — это его планы. Пространственная магия даёт в наше время большие возможности для ведения боевых действий и внезапной атаки противника, но эти возможности не безграничны. Такой плацдарм под носом Испании, как Гибралтар, лишним не будет.
— Соглашусь с Вами, Александр Петрович, — сказал Воронцов. — К тому же помимо удобного плацдарма, Британия может дать Ацтлану ещё кое-что. Она может связать руки Священной Римской империи. Вильгельм Пятый неоднократно предлагал и Испании, и Каталонии войти в состав его империи. Причём на довольно выгодных условиях. Но получал отказ. Возможно, перед угрозой завоевания Ацтланом испанцы станут более сговорчивыми и попросят помощи у Вильгельма. Но если войну Испании вместе с Ацтланом объявит и Англия, то Священная Римская империя не станет вмешиваться.
— Мне кажется, она не станет вмешиваться в любом случае, — предположил Романов.
— Полагаете, Вильгельм Пятый откажется от идеи включить Пиренеи в свою империю? — спросил Каменский.
— Нет, не откажется, — ответил кесарь. — Но зачем Вильгельму лишний конфликт? Он просто подождёт. Хосе Второму не нужна Испания. Он объявил себя императором обеих Америк. Даже если он оставит в покое Канаду, ему ещё надо разобраться с Бразилией и Боливарианской республикой. Хосе сложит свою пирамиду и вернётся в Америку, а испанцы после этого станут куда сговорчивее. Впрочем, страховка лишней не бывает — и любой на месте императора Ацтлана принял бы предложение англичан. Но…
Романов сделал многозначительную паузу, а фразу за него закончил Воронцов:
— … но Хосе Второй — псих.
— Да, — сказал кесарь. — Принято думать, что он псих. Возможно, так оно и есть, и я очень на это надеюсь. Потому как, если он не псих, то эта пирамида — не блажь сумасшедшего императора, а какой-то жуткий и просто невероятный по своим масштабам ритуал. И я даже боюсь представить, с какой целью Хосе Второй собирается его проводить.
В кабинете наступила тишина, которую через некоторое время прервал Воронцов, решивший резко сменить тему разговора: