— Снега в этом году и так много.
— Да-а, навалило. Вон у меня на сарае выше метра лежит. Крыша-то старая, того гляди, проломится.
Днем, возвращаясь из школы, Андрей вспомнил свой утренний разговор с Алексеем Филипповичем.
«Тяжело ему лезть на крышу. А другого мужика в доме нет, — подумал он. — Зайду-ка я и сброшу ему снег с сарая. Мне это нетрудно».
Он зашел домой, взял деревянную лопату.
— Обедать будешь? — спросила мать. — Или ты собрался куда?
— Собирай, мама, на стол, я сейчас вернусь.
Войдя во двор Деминых, он никого не встретил, залез на крышу сарая и стал сбрасывать снег.
В это время из дома вышел Костик с маленькой деревянной лопаткой в руках. Поверх шапки и пальто он был повязан крест-накрест большим платком. Неуклюже, как медвежонок, мальчик спустился с крыльца и принялся очищать своей лопатой снег со ступенек.
Вдруг он заметил, что с крыши сарая упала большая глыба снега. Он поднял голову и увидел на крыше Андрея. Подошел ближе.
— Дядя, ты зачем на наш сарай залез?
Андрей посмотрел вниз.
— О-о! Я и забыл, что в доме еще один мужик есть! — воскликнул он. — А на сарай залез, чтобы снег сбросить. Не хочешь ли мне помочь?
— Хочу! — обрадованно сказал Костик. — Только я на крышу не смогу залезть.
— Это не беда, я тебе помогу!
Андрей спрыгнул с крыши, протянул мальчику руку.
— Сначала давай познакомимся. Меня зовут дядя Андрей. А тебя как?
— Костик.
— Очень хорошо.
Андрей взял Костика, взобрался на сугроб и оттуда подсадил на крышу сарая. Минут десять Андрей чистил крышу, и Костик помогал ему своей лопаткой. Когда все было готово, Андрей спрыгнул сам, снял Костика.
— Ну вот, Костик, мы с тобой и сделали дело. Теперь уж снег не проломит крышу. А ты беги домой, не то замерзнешь.
Андрей ушел, а Костик остался во дворе и гулял до тех пор, пока у него не закоченели руки в насквозь мокрых варежках. Тогда он забрался на крыльцо и стал ногами стучать в дверь.
— Что случилось? Зачем ногами грохаешь? — сердито спросила Олешиха, открывая ему дверь.
— Варежки замерзли! — захныкал Костик, протягивая к ней руки. — Пальчики бо-ольно!
— Так тебе и надо, — стаскивая заледеневшие варежки с его красных рук, сказала Олешиха. — Надо было сразу домой идти, а не шляться два часа по холоду. Я за тобой бегать не стану. Очень ты мне нужен, добро такое! — Она бросила мокрые варежки на печку. — Раздевайся!
Костик разделся, подошел к печке и приложил ладошки к ее теплому боку.
— Баба, я есть хочу…
— Ешь, вон грибовница на столе под полотенцем и хлеб.
Костик подошел к столу, отбросил полотенце, стоя откусил хлеба и, почерпнув из миски деревянной ложкой, хлебнул два раза, положил ложку и с куском побежал обратно к печке.
— Когда едят, с куском не бегают, а сидят за столом, — строго сказала Олешиха.
— Баба, я яичко хочу.
— Яичко тебе? Губа-то у тебя не дура. Просишь, а того не понимаешь, что день сегодня постный. Ешь вот горох, на шестке стоит.
— Не хочу горох, хочу яичко. И молока.
— Эк пристал! Вынь да положь. Говорю тебе, день сегодня постный! Так с тобой и греха наскребешь на свою шею. Не у меня просить надо, у бога…
— А он даст? — заинтересовался Костик.
— Захочет, так и даст, — уже не так строго заговорила Олешиха. Только просить надо хорошенько.
— Как — хорошенько?
— Разве не видишь, как я богу молюсь. Иди-ка сюда, — теперь Олешиха говорила совсем ласково. Она подвела Костика к иконам. — Дай-ка сюда вот эту ручку. Сложи три пальчика вместе.
Костик послушно протянул руку, сложив пальцы щепоткой.
— Да не так, — терпеливо поправила его бабушка. — Не так. Вот эти три пальчика нужно, а не все. Понял? Теперь клади пальчики сюда — на лобик, теперь сюда — на животик, потом сюда, на правое плечо, потом на левое.
Она держала руку мальчика в своей и сама перекладывала ее несколько раз и на лоб, и на грудь, и на плечи.
— Вот видишь, как хорошо получается, — ласково приговаривала Олешиха. — Да еще встань на коленочки, так совсем ладно будет.
Костик опустился на колени.
— Вот так. Ну что за понятливый мальчик. Смотри вот на эту икону, на богородицу, — продолжала Олешиха, показывая на старую икону, которая давно уже почернела и потрескалась, и на ней трудно было что-либо разглядеть. — Вот смотри на мать-богородицу и шепчи про себя: «Господи помилуй! Господи помилуй!» Понял?
Костик стал креститься и бормотать себе под нос «господи помилуй». Олешиха, очень довольная, достала из бурачка вареное яйцо, налила в чашку молока.