Дата Кавтиашвили, старый истопник, никого не спасал от смерти, никого не укрывал под гостеприимным кровом, никому не помогал ни словом, ни делом, не нажил за долгую жизнь ни друзей, ни врагов — и теперь страдает от мысли, что, покидая этот мир, не оставляет за собой следа. Ему кажется, что, не появись он на свет вовсе, ничего на земле не переменилось бы. Но как он не прав! Тот скромный хлебный колосок, который он выращивал, чтобы прокормить себя, взошел густой нивой, может, где-то неподалеку, а может, в заморской стране, и кормит теперь других людей. Тропинка, которую он протоптал, старик Дата, как ни одинока и затеряна, а все равно пересекается с путями других людей — разных и многочисленных. Нет, человек не исчезает бесследно, если даже живет и умирает в той самой каморке, в которой родился.
— Что за мысли лезут тебе в голову, Заал? — спросил я у человека, сидящего напротив меня за следовательским столом, бледного и взволнованного.
— Боюсь, как бы мои выдуманные страхи не оказались правдой.
— А что это за страхи? — я был куда увереннее своего измученного сомнениями собеседника.
— Думается мне, что на земле все переплетается так тесно…
— Дальше?
— Так тесно, что люди, живущие на разных краях света, которые никогда не видели друг друга и, возможно, никогда не увидят, оказываются связанными невидимыми, но прочнейшими узами. Поступок одного человека влияет на судьбу многих и наоборот, но так, что никто из них и не подозревает об этом.
Он говорил убедительно, но мне не хотелось соглашаться.
— Сложно закручено: не подозревая, влияют!..
— Да-да! Самый ничтожный мой проступок, который невозможно взвесить на самых точных весах, пусть на йоту, но все же меняет обстановку, в которой я живу, и если каждый человек, соседствующий со мной, тоже совершит самый незаметный проступок и его мирок так же изменится, как мой, ты не станешь отрицать, что в таком случае из наших крошечных провинностей сложится одна большая вина…
— Не понимаю, говори яснее, Заал!
— Все это не может не отразиться на судьбе ни в чем не повинного, не известного нам человека.
— Скажи-ка прямо, что хочешь сказать.
Заал долго не отвечал, словно хотел переложить на меня всю тяжесть предстоящего признания.
— Почему Паата решился на такой отчаянный шаг? — прошептал он.
— Я еще не знаю, так ли это, ведь расследование только началось.
— Но ты не можешь отрицать, что в любом случае имело место событие, из ряда вон выходящее: либо его выбросили, либо он сам выбросился…
— И что же? Ты готов в этом винить себя?
— И себя, и тебя.
— Меня? Интересно.
— Мы оба живем не так, как надо.
— Ну, конечно! — язвительно подхватил я: — И наше недостойное поведение повлияло на судьбу Пааты Хергиани.
— Да, наше поведение в совокупности с проступками других людей.
— И все-таки в чем ты меня обвиняешь?
— Во многом.
— Давай тогда поменяемся местами. Ты будешь следователем, а я обвиняемым.
Так и сделали.
— Заал Анджапаридзе, — начал он торжественно и официально, — вы обвиняетесь в том, что бросили, предали забвению прекрасную девушку после того, как долго и настойчиво добивались ее дружбы и любви.
— Какую девушку? — я притворился удивленным.
— Ах, вы не помните? Еще лучше! Мы вам напомним.
— Вы имеете в виду Наи Ратиани? — спохватился я.
— Да. Именно ее.
— Я протестую против выражения: «добивался любви и дружбы».
— Вы хотите сказать, что она сама, с первого взгляда влюбилась, очарованная вашими модными усиками? Нет, мой друг, я-то знаю, к каким ухищрениям вы только не прибегали для того, чтобы привлечь ее внимание!
— Но я любил ее. И сейчас люблю, — от нападения я перешел к защите.
— Вам только кажется, что вы любите, как раньше казалось, что без нее вы дня не проживете… Вы ведь даже ни разу ей не сказали о своей любви!
— А разве это обязательно?
— Не сказали, потому что боялись ответственности! А вы хотели…
— Глупости! — рассердился я. — Я ничего не хотел, кроме…
— Кроме, простите?
— Я хотел быть рядом с ней, никогда не расставаться.
— А теперь? Вам теперь и этого не хочется?
Я почувствовал, что угодил в ловушку, и сделал слабую попытку вырваться:
— Собственно говоря, с чего вы взяли, что она меня любит?
— A-а, попался!
— Мы встретились… а потом разошлись…
— Здорово! Встретились, разошлись! Прекрасная была встреча… Вспомним как, это случилось. Наи шла по проспекту Руставели к площади Ленина, спешила, а ты околачивался возле кинотеатра. У тебя так коленки и подкосились, когда она мимо прошла. Стоял солнечный осенний день. Ты даже жмурился от удовольствия, вдыхая запах опавшей листвы… Наи была в скромном розовом платье, широкий подол не скрывал стройных ног. Хрупкая тень Наи скакала по стенам домов, мимо которых она проходила. Вряд ли ты был способен в ту минуту принять какое-нибудь решение. Ты просто пошел за ней, как завороженный, быстро обогнал ее, затерявшись в толпе, потом повернул назад и пошел навстречу, чтобы разглядеть лицо девушки, так внезапно тебя поразившей. Но она опять прошла мимо, не заметив тебя…