— Видишь ли, предок мог войти в левую пещеру, а не в правую, и это повлекло бы за собой другую необходимость, не обязательно связанную с качеством этого коньяка… Вот смотри, — Тазо взял карандаш и провел по чистому листу бумаги прямую линию, — скажи, изменится ли эта линия в дальнейшем? Я не говорю об изменениях, недоступных нашему глазу.
— Сама по себе не изменится.
— Значит, ее теперешняя форма необходима. — Тазо снова провел карандашом по бумаге. — Ведь я не знал, как продлю эту линию или где остановлю карандаш — в той ли точке, в этой ли…
— Что ты этим хочешь сказать?
— Забыл… Интересная мысль пришла в голову, да жаль — вылетела… Пей, ты что-то сегодня не в настроении. С таким чутким сердцем нельзя быть следователем. Малейшая провинность так настораживает тебя, как будто…
— Провинность или преступление?
— Интересно, почему ты не можешь примириться с существованием в мире зла? Либо это происходит от того, что ты хочешь, чтобы все были хорошими и добрыми, либо… Вот в этом «либо» и кроется загвоздка… Либо ты сам боишься зла, боишься, что оно нанесет тебе лично непоправимый урон, покалечит, погубит. В чем же истинная причина твоей боли и беспокойства? В первом или во втором? По-моему, во втором, Заал! Да-да, ты боишься стать жертвой зла, — Тазо замолчал, почесывая голову. — Но это не так уж плохо придумано, а? Если все будут бояться зла, все невольно будут с ним бороться, пока оно не исчезнет. Но не все боятся и далеко не все борются, почему так?
В дверь постучали.
— Входите, тетя Нино! — крикнул Тазо.
Я встал, чтобы поздороваться с женой дядюшки Александра.
— Тазо, ты выиграл, Саша готов выполнить любое желание!
— Я в своей команде уверен, — отозвался довольный Тазо. — А что там в политике нового?
— Парижские переговоры сорвались… Опять происки империалистов.
— Да, этого следовало ожидать, — подтвердил Тазо.
— А самое главное забыла, — огорчилась тетя Нино, — зачем пришла-то, забыла, ну и ну… — она ушла, покачивая головой.
Мы с Тазо вернулись к своим спорам, но я был рассеян и всеми силами старался удержать вертящийся на языке вопрос:
«Тазо, друг мой любезный, что ты вое-таки делал у Наи?!»
— Войной попахивает срыв таких важных переговоров, — разглагольствовал Тазо.
— Они не посмеют начать.
— Ты знаешь, я провожу удивительный эксперимент… Как у тебя дела обстоят с математикой? Неважно? Так я и думал. А без математики — никуда, понимаешь? Шагу нельзя ступить без математики.
Тазо выудил из ящика толстую замусоленную тетрадь.
— Что это такое? — удивленно спросил я.
— Я вывел теорему Пифагора, — гордо сообщил он, будто совершил великое открытие.
— Большое дело! Открой учебник геометрии…
— А если его нету? — загадочно улыбнулся Тазо.
— Не понимаю.
— Нету ни учебников, ни заводов, ни цивилизации. Ты остался наедине с природой, и весь вопрос в том, сможешь ли ты создать паровой двигатель.
— По-моему, ты уже спишь, и тебе кошмары снятся.
— Ты угадал, старина! Мне снится страшный сон: будто атомная война разрушила и уничтожила все на свете. Остался я один. Смогу ли я повторить самые примитивные изобретения человечества? Смогу ли высечь огонь, создать паровой котел?
— Но если все погибнут, зачем тебе паровой котел?
— Погибнут, конечно, не все… Кто-нибудь да уцелеет. Родится первый ребенок после атомной катастрофы, и все начнется сначала… Мы введем новое летосчисление. Я тебе советую провести такой эксперимент.
— А чем ты растопишь свой котел? — Я сделал вид, что Тазо меня убедил, и мне осталось уточнить кое-какие детали.
— У меня есть увеличительное стекло.
— А что вы будете есть?
— Я об этом еще не думал. Неужели не найдется хоть одного зернышка пшеницы или кукурузы?
— Допустим, найдется. Но что ты будешь делать, если после атомной катастрофы уцелеет мужчина, а не женщина? Тоже будешь вводить новое летосчисление.
— Хватит, не смеши меня, — улыбнулся Тазо. — Я тебе серьезно говорю, через месяц у меня будет паровой котел.
— Начни писать фантастические рассказы — самое время.
— Уже написал.
— Теперь ясно, отчего ты свихнулся. Но ты, между прочим, о друзьях не заботишься: что будет со мной, если я останусь один на земле, я ведь не разбираюсь в паровом котле и даже теоремы Пифагора не помню.
— Ты погибнешь, если не сменишь профессию.
— Это почему же?
— Потому что не нужна будет ни милиция, ни прокуратура.
— Напрасно ты так думаешь. Я лично готов привлечь тебя к строжайшей ответственности.