Я даю себе волю и кричу. Знаю, что это безумие. Черт, может, я схожу с ума, но я пы-таюсь и выпускаю все из себя. Выдавливаю, потому что я чертовски устал чувствовать вот так.
Я хочу ее. Хочу чего-то. Чего, не знаю, но точно не хочу стоять посреди глуши и схо-дить с ума.
Я устал. Чертовски устал бороться и чувствовать, что бы то ни было. Я лгу обо всем. Для всех я придурок. Я даже не могу правдиво ответить на вопрос «ты счастлив?». Но во мне она видит большее. Они обе.
Мои ноги несут меня обратно к машине. Не знаю, куда я поеду или что планирую де-лать, когда доберусь до нее.
Вообще-то знаю.
Я поеду к Шайен. Она нужна мне.
Не проезжаю я и квартала, как в зеркале заднего вида замечаю красно-синие мигаю-щие огни. И могу лишь думать о травке, лежащей у меня в багажнике.
Глава 26
Шайен
Через несколько часов, когда Кольт уходит, у меня звонит телефон. Я нащупываю его, думая, что это либо он, либо тетя Лили (которая до сих пор названивает мне), но вижу но-мер, который не узнаю. Я почти кладу телефон обратно, но что-то заставляет меня ответить:
— Алло?
— Шайен?
Я тут же узнаю голос. Я выпрыгиваю из кровати.
— Бев. Что случилось? Вы в порядке? Что-то с Кольтом?
Она смеется, и это похоже на более болезненную женскую версию Кольта. Мне стано-вится грустно и радостно одновременно.
— Нет, нет. Ничего не случилось. Если не считать того, что я умираю.
У меня замирает сердце. Слова полностью пропадают. Как на это ответить?
— Хотя и не сегодня. Сегодня я хочу, чтобы ты сделала мне одолжение.
Мое дыхание снова восстанавливается.
— Конечно. Что угодно.
Внутри меня разрастается счастье. Для меня честь, что она обратилась ко мне, и я да-же не знаю, чего она хочет. Эта женщина встречалась со мной только раз, но когда Кольта, очевидно, нет рядом, она обращается ко мне.
— Я хочу сделать татуировку.
Я запинаюсь. Я совсем этого не ожидала.
— Э-э… правда?
И снова смех, и может это звучит нелепо, но я уже скучаю по Бев. Не могу себя пред-ставить на месте Кольта, знающего, что он потеряет ее. С моей мамой все было по-другому, и все равно я не могу с этим справиться. Мы не были близки, и она забывала обо мне боль-ше, чем думала, но твои родители — это всегда твои родители. У Кольта мама — любящая потрясающая женщина, и он видит, как она умирает.
— Знаю, что это звучит глупо… особенно, учитывая все неприятности, которые я на-влекла на Кольтона. Наша самая большая ссора произошла, когда он в семнадцать лет при-шел домой с первой татуировкой.
Я сажусь на кровать, надеясь, что она расскажет эту историю.
— Он думает, что такой большой и сильный, но знал, что я разозлюсь. Вот для чего он сделал ее на спине. Попытался ее спрятать. Он может думать, что хорош во многих вещах, но что—то спрятать от меня к ним не относится. Я знаю своего сына и в ту минуту, когда он пришел домой, поняла, что он что-то сделал, что мне не понравится.
— И что было дальше? — спросила я.
— Ну, сначала я не знала, что это, но могла сказать, что он нервничает. Он не очень хороший лгун, хоть и думает так. Весь вечер я наблюдала за ним и заметила, что он вздрог-нул, когда откинулся на спинку дивана. Не говори ему, что я тебе рассказала, но и с болью он не очень хорошо справляется.
Я смеюсь, представляя молодого Кольта, пытающегося спрятать татуировку от Бев.
— Как вы узнали?
— Подошла прямо к нему, заставила его встать и поднять футболку, конечно.
От этого я смеюсь еще сильнее. Вскоре Бев присоединяется ко мне, но потом начинает кашлять. Я слышу, что ей не хватает воздуха.
— С вами все в порядке?
Она вздыхает.
— В порядке, насколько я могу быть. Шайен… Я хочу ее сделать. Я чувствую, что мне нужно ее сделать, и не хочу ждать.
Меня поражают две вещи. Во-первых, если она не хочет ждать, то не уверена, что у нее много времени. От этой мысли у меня в груди становится пусто, а глаза начинает щи-пать от слез.
А во-вторых, Кольт не одобряет. Вот почему она обратилась ко мне. Другой причины не может быть.
— Бев…
— Пожалуйста. Ты знаешь, каково это быть взрослой женщиной, которой приходится умолять о помощи в таком вопросе? Я хочу этого. Мне нужна эта татуировка, а Кольт упрям. Я думаю… — ее голос надламывается, и мне кажется, что она может заплакать.
— Думаю, он почему-то считает, что я поправлюсь. Что я больше не буду больна и по-жалею об этом. Я знаю, что не поправлюсь, Шайен, и я хочу это сделать.
Теперь я тоже плачу. Как Кольт справится с этой потерей? У него никого больше не останется.
У него буду я.
Но не знаю, хочет ли он этого.
— Но вы не можете выходить. Я не могу рисковать тем, чтобы вывести вас из дома.
Молчание на другом конце провода говорит о том, что она считает это безнадежным делом.
— Так и Мэгги говорит. Но какая разница? Я все равно умираю.
Эти слова — ответ, который мне нужен. Они подтверждают единственное решение, которое я могу принять прямо сейчас. Знание о том, что ее сиделка не против, помогает.
— Я все устрою, хорошо? Не беспокойтесь. Я сделаю это для вас.
Я вешаю трубку, напуганная до смерти, что из-за помощи Бев я могу потерять Кольта. Это не мое дело. Она не моя мать, но она обратилась ко мне как к другу. Я знаю, каково это нуждаться в ком-то, когда рядом никого нет. Я не позволю Бев почувствовать то же самое.
***
Привести к Бев тату-мастера будет стоить мне немало денег. Я даже не могу сказать, какого рода она хочет татуировку, но нахожу девушку, которая согласна прийти.
Из-за рака она потеряла бабушку.
— Я тоже потеряла свою маму, — говорю я ей. Это такое безумие. Я впервые говорю такие слова. Вообще говорю их, за исключением того первого раза, когда я рассказала Коль-ту. Они ранят — колют и пронзают все внутри, но не так сильно, как я думала. Медленно все приходит в норму. Ну, не совсем в норму, но какая-то часть меня. Настоящая.
Тэмми грустно улыбается мне, когда собирает свое оборудование для тату.
Она следует за мной к дому Бев. По дороге я пытаюсь дозвониться Кольту. Снова нет ответа. Я уже третий раз пытаюсь. Он разозлится, но мне хочется, по крайней мере, сказать ему, что я собираюсь сделать.
— Большое тебе спасибо, — говорю я Тэмми, когда веду ее к зданию.
— Не за что, — отвечает мне женщина с пирсингом и татуировками.
Я стучу, и дверь открывает Мэгги. Некоторое время она потрясенно смотрит на нас двоих.
— Бев позвонила мне и попросила приехать.
— Кольтон знает? — спрашивает она.
— Нет. Но она этого хочет. Он поймет. — Я вру. Или нет. Не знаю. Я думаю, что он поймет. Это всего лишь татуировка, но если то, что сказала Бев, верно, тогда я понимаю, что это значит для него. Если у нее не будет шанса пожалеть об этом, то это действительно оз-начает, что она умирает.
О, Боже.
Внезапно у меня кружится голова. Грудь сжимается. Правильно ли я поступаю?
Я борюсь с паникой, которая вот-вот меня охватит.
— Можем мы войти?
Мэгги кивает и отходит в сторону. Мы обходим женщину и заходим в коридор.
— Она в спальне.
— Она спит? — спрашиваю я.
— Нет. И теперь я понимаю, почему. — Мэгги улыбается, и я чувствую себя немного лучше.
— Все нормально?
Что, если я чем-то делаю ей больно?
Как будто зная, к чему ведут мои мысли, Мэгги берет меня за руку.
— Ей не будет больно. Многие люди под конец совершают такие поступки. Это способ почтить свою жизнь, и, похоже, так она пытается удержать его с собой.
Его.
Должно быть, это относится к Кольту.
Дурацкие слезы готовы снова навернуться. Не знаю, какого черта я так много плачу.
Сделала бы моя мама себе татуировку ради меня, зная, что умирает?
Это эгоистично думать о таком прямо сейчас?
Мэгги проводит нас в комнату Бев. Та сидит на кровати в шапочке на лысой голове. При виде нее у меня сжимается сердце. Она так больна, что удивительно, как вообще может сидеть.