Сквозь стены по-прежнему долбит музыка. По всему дому раздаются крики и смех неудачников. Как бы мне хотелось заткнуть их всех ради нее. Отвести, куда бы она ни захо-тела, чтобы вернуть ее.
— Я положу тебя, ладно? Давай ляжем.
Я знаю, что она не любит, когда с ней нянчатся и видят в таком состоянии. А я не люблю, когда она становится такой, но… Я практически ощущаю себя кем-то особенным, когда помогаю ей с этим справиться.
Одной рукой я придерживаю ее за спину. Я опускаю ее на кровать, снимаю с нее обувь, скидываю свою и сворачиваюсь рядом с ней. Не знаю, правильно ли это, но я натяги-ваю на головы одеяло. Пытаясь создать нам свой собственный мирок, где я не злюсь из-за глупых вещей, ей не из-за чего паниковать, а наши мамы в порядке.
Она начинает шевелиться, и меня вдруг охватывает паника, что она хочет отстранить-ся от меня, но она переворачивается и обхватывает меня руками. Я притягиваю ее ближе. Желая, чтобы она могла забраться внутрь меня или наоборот. Все, что угодно, чтобы сохра-нить ее в безопасности и быть так близко, как только возможно.
— Я здесь. Я с тобой. Просто дыши.
Я чувствую и слышу, как она делает глубокие вдохи. Ее тело больше не дрожит так сильно, но я крепче сжимаю ее, чтобы она знала, что я рядом и не отпущу ее.
— Ненавижу, — наконец, произносит она, ее голос настолько тихий, что я едва ее слышу. — Ненавижу быть слабой.
— Ты не слабая. Ты чертовски сильная, Шайен. — И не только по этому. А потому что она такая и есть. — Ты справляешься со всякой фигней лучше меня.
— У меня панические атаки. — От этих слов она еще сильнее дрожит.
Я знаю, что ей нужно пройти через это, а нам нужно поговорить, но прямо сейчас я лишь хочу, чтобы ей стало лучше. Я хочу ослабить напряжение в ее теле и заставить все это исчезнуть.
— Ш-ш-ш. Не сейчас. Поговорим об этом позже.
— Я устала… так устала. Прошлой ночью я не спала.
Меня разрывает вина. Она беспокоилась обо мне? Господи, я чувствую себя еще большим придурком. Слишком гордым, чтобы самому позвонить.
— Поспи. Я с тобой.
— Прости, — шепчет она.
— Не извиняйся. Ты не виновата. Ш-ш-ш. Поговорим позже.
Я целую ее в макушку и провожу ладонью вверх и вниз по спине.
— Я люблю тебя, — срывается с ее сонных губ. Слова сказаны так тихо, так невнятно, что я не уверен, что расслышал их правильно.
И все же слова проходят через меня. Не заставляют убежать. Даже не пугают меня. Не знаю, что, черт возьми, я такого сделал, чтобы заслужить их, а даже если и так, то не соби-раюсь избегать их.
— Я тоже. — Не знаю, слышит ли она меня, потому что не отвечает. Хотя я достаточно эгоистичен, чтобы их произносить. Что само по себе безумие. Я влюбился в эту девчонку, а она — в меня.
Каким-то образом одеяло и кровать срабатывают. Мы в своем собственном мире. Му-зыка или кто-то снаружи комнаты не имеют значения. Только мы.
Пока она спит, я обнимаю ее. Не знаю, как мы вообще дошли до такого, но почему-то эта игра становится реальнее всего остального.
И я хочу этого.
Чертовски хочу.
Глава 28
Шайен
По моей коже блуждают губы. Темно — я думаю. Я знаю, что надо мной одеяло. Ря-дом со мной твердое тело и этот уникальный запах Кольта.
Кольт.
Ко мне возвращается вечер. Наша ссора, моя паническая атака. Он заботится обо мне. Снова.
Мои мышцы напрягаются. Я отчасти злюсь на него за то, как он себя повел, а отчасти — на себя за то, что нуждаюсь в нем. Я не должна нуждаться в нем или ком-либо еще… хотя, наверно, хорошо на кого-то полагаться? Не знаю, особенно из-за того, что мне не известны его чувства.
У меня в голове мелькают маленькие вспышки. Я ему говорила, что люблю его? Ду-маю, да. Или, может, я произнесла эти слова только у себя в голове. Мой пульс начинает сходить с ума.
— Моя Маленькая Танцовщица… — шепчет мне на ухо Кольт. Я улыбаюсь этому про-звищу. Его руки проскальзывают под мою футболку, и он водит большими пальцами вверх и вниз по моему животу.
Несмотря на улыбку, я не отвечаю, надеясь, что он подумает, будто я еще сплю. Мо-жет, я и не говорила их. Нам нужно поговорить. Я знаю, но у меня в голове столько всего происходит — в наших жизнях, что я даже не знаю, с чего начать. Все, что я знаю, — у меня есть к нему вопросы, но я не уверена, что сама готова отвечать.
— Обычно парни такое говорят, когда их девушки притворяются спящими, потому что не настроены на секс? Обещаю, ты получишь удовольствие.
Его слова заставляют меня захихикать, чего он и добивался. Кто этот человек, и отку-да я так хорошо его знаю? Когда это произошло, и как кто-то может быть гораздо важнее, чем ты себе представлял?
Минуту мы оба молчим. Я слышу, как у него в голове будто крутятся колесики, соот-ветствуя ритму моих собственных. Нам нужно обсудить его маму, тюрьму, ссоры и мое воз-можное полусонное признание. Какого черта все не может быть простым?
— Похоже, вечеринка затихла, — говорю я, думая, что это самая безопасная тема для разговора. В стены больше не долбит музыка.
— Я придурок, — таков ответ Кольта. Да, он такой… и в то же время нет. Его ладонь по-прежнему под моей футболкой, губы прижимаются к моей шее. Мне кажется, что так проще — в нашей темноте, как он сказал. Проще спрятаться и проще для нас очиститься в этом полумраке.
— Да… но я понимаю. Ты просто защищал свою маму.
— Нет. — Кольт перекатывается на спину. Я следую за ним, ложась на бок и обнимая его рукой. Мы полностью одеты, за исключением обуви. — Я вел себя как придурок по от-ношению к ней. Я защищал себя. Не должно было быть ничего серьезного в том, чтобы сде-лать ей чертову татуировку.
— Почему…
— Потому что это конец. — Его рука сжимается, ногти впиваются в мою кожу. Не могу удержаться, чтобы не подумать, значит ли это, что я тоже что-то для него делаю. Как-то по-могаю ему, как и он — мне.
— Мне жаль. — Порой слова так нелепы. По сути они ничего не значат, но кроме них у меня ничего нет. — Ты должен знать, что она сделала это, потому что любит тебя. И не смотря ни на что, она знает, как сильно ты ее любишь.
Снова молчание. Его рука слегка расслабилась, большой палец снова движется. С ка-ждым скольжением я чувствую себя ближе к нему, что не имеет смысла, но это правда.
— Мне нужно было это компенсировать ей… У меня просто в голове был такой бардак. У нас состоялся этот безумный разговор, а потом я просто мотался, где попало. Затем меня остановили. Обыскали. Отвезли в тюрьму. Поэтому ты позаботилась о ней в то время, как я был заперт. Я чувствовал себя дерьмом и сорвался на тебе.
Его слова поражают меня. Да, Кольт всегда честен. Он ничего не утаивает, но обычно, именно когда ведет себя как придурок, он не откровенничает. Я не ожидала услышать от не-го эти слова. Не знаю, что и думать о них. Я лишь знаю, что от них у меня будто сердце рас-ширилось. Они, как кровь, накачали этот важный орган жизнью, потому что я знаю, что де-ло во мне. Ему комфортно обнажаться передо мной.
— Ты через многое проходишь.
— Фиговое оправдание. Не люблю оправдываться. Что я сказал тебе в тот первый ве-чер? Ты сказала, что твоя мама бросила тебя, а я ответил «Ну и что?». Так оно и есть, и я должен это знать. — Его голос звучит так твердо. Он напряжен, но в то же время кажется, будто он принял решение и теперь знает, что ничего не поделать, только смириться.
В этом я ему завидую. Я знаю, как отношусь к нему, но переживаю, пытаясь выяснить, сказала ли я эти слова вслух и слышал ли он. Я не могу спать из-за кошмаров. Я знаю, что мамы нет, но не могу с этим справиться.
— Не позволяй этому добраться до твоей головы, ты сильнее, чем думаешь.
— Как и ты, Маленькая Танцовщица. — Кольт взмахивает рукой и скидывает с нас одеяло. — Под ним чертовски жарко.
Я думаю, что с легкостью переживу смену темы разговора, но так же быстро, как ис-чезло одеяло, он тянет меня к себе, и я оказываюсь на нем сверху.