— В этом она хороша, не так ли? — При звуке голоса Грегори я напрягаюсь.
Но Кольт — нет. В две секунды он слезает с меня и вскакивает на ноги.
— Что, черт возьми, ты только что сказал? — шипит Кольт.
Я поднимаюсь на ноги. И что я вообще увидела в Грегори?
— Не надо. — Я хватаю Кольта за руки.
— Я сказал, что она хороша в этом, хотя и уверен, что ты прекрасно меня слышал.
Рядом с ним стоит рыжая. Я удивлена, что он не привел с собой друга. Он же такой трус.
— Ни слова больше о ней. Если хочешь, можешь поливать меня дерьмом. Но ты впу-тываешь ее, поэтому я надеру тебе задницу. Снова. Сколько раз еще потребуется? — Кольт поднимает один, два, три, четыре, пять пальцев, пока не держит уже обе руки.
— Мы в самом деле будем это делать? — спрашивает Кольт. — Я лично пас, ты ведь пришел с девушкой, а мне бы не хотелось, чтобы ей снова пришлось приводить тебя в поря-док. Почему бы тебе не заняться тем, для чего ты сюда пришел? Поливать меня дерьмом перед своими друзьями и делать вид, что ты настоящий мужик, чтобы гнобить меня. Если не возражаешь, я пытаюсь поцеловать свою девушку.
Я знаю Кольта. Он действительно побьет Грегори, если тот попытается что-нибудь сделать. Я крепче сжимаю его руку. Лицо Грегори ярко-пунцовое. Он зол и смущен. Не могу поверить, что я так долго была с ним. Что он мне так нравился.
— Это еще не конец, — говорит Грегори прежде, чем уйти. Я с трудом сдерживаю смех. Он говорит как в каком—то второсортном фильме.
— Блин, как я его ненавижу. — Напряжение Кольта, наконец, спадает.
— Прости. Я просто хочу хорошо провести день.
Он вздыхает, что звучит не очень хорошо, но говорит:
— Так и будет. Мы же нормальные и веселые, помнишь?
Я улыбаюсь, а потом мы заканчиваем подниматься по холму, находим место и рас-стилаем покрывало.
Вскоре начинает звучать музыка. Парень с гитарой, который играет немного похоже на Бобби Лонга, — единственный, кого я слушаю. Но этот парень не так хорош.
Я сижу между ног Кольта, а его руки обернуты вокруг меня. Спиной я чувствую его сердцебиение и гадаю, соответствует ли оно моему ритму.
Когда становится прохладно, он натягивает на нас одеяло. Грегори забыт. Все осталь-ное может подождать. Мы просто сидим и слушаем. Я не уверена, нравится ли ему такая му-зыка, но он здесь, и это что-то значит для меня.
— Ты у меня в долгу за это, — шепчет он мне на ухо прежде, чем прикусить зубами мочку.
— И откуда я знала, что ты это скажешь?
Он посмеивается и продолжает меня обнимать. Я рада, что на улице холодно, но даже если бы стояла жара в сорок градусов, мне бы все равно нравилось, что он меня обнимает.
Когда концерт заканчивается, мы идем к машине, держась за руки. Не знаю, сколько еще дней мы проведем вот так — была ли это счастливая случайность, потому что ему про-сто нужен перерыв, или мы попытаемся сделать это своей новой нормальностью. Я лишь знаю, что мне это нравится. Мне нравится все, что мы с ним делаем.
— Мы только что сходили на чертово свидание, Маленькая Танцовщица, — поддраз-нивает Кольт, когда мы подходим к машине.
— Я только что подумала об этом.
Он ухмыляется.
— Было не так уж плохо. Мама бы гордилась.
Я отвечаю на его улыбку и обнимаю. Что такого в этом парне делает меня такой раз-вязной? Что вызывает у меня желание дотронуться до него, поговорить с ним и просто быть рядом?
— Ты проводишь со мной время, чтобы сделать свою маму счастливой? — смеюсь я.
Кольт качает головой.
— Ты пытаешься вытянуть из меня комплименты?
Я игриво толкаю его, прежде чем сесть в машину. Он стоит позади меня, закидывая покрывало на заднее сиденье, а потом забирается на пассажирское место.
Я едва успеваю завести машину, когда у меня звонит телефон. Это номер Бев. У Коль-та еще нет нового телефона, так что, может, она просто звонит поздороваться.
— Алло. — Я слушаю. На глаза машинально наворачиваются слезы. Сердце разбива-ется. — Хорошо… я поняла.
Я вешаю трубку и гляжу на Кольта.
— Это Мэгги. — Я беру его за руку, и он напрягается. — Она нехорошо себя чувствует… Они звонят в хоспис. Думают, что пора.
Вот так быстро нашей нормальности… нашему веселью приходит конец.
Глава 31
Кольт
Я чувствую, будто задыхаюсь своим собственным языком. Будто он отекает, заполняя мой рот, горло, душа меня, но я все равно не могу заставить себя его открыть и произнести слово. Все это время у меня в мозгу пусто, за исключением одних и тех же слов, снова и сно-ва прокручивающихся в голове.
Пора, пора, пора.
Такие чертовски простые слова, но они значат, что все меняется. Что мне придется продолжать жить, но она скоро умрет. Ее не станет, черт возьми. Ни большого бьющегося сердца, ни улыбки. Ничего, кроме кожи, костей и моего имени на ее запястье, пока, в ко-нечном итоге, не останется даже этого.
Моя рука крепче сжимает дверь и приборную панель, пока моя танцовщица везет ме-ня домой. Чтобы сидеть рядом с моей мамой. Пока она умирает.
Я практически давлюсь. Что-то поднимается у меня в горле, но я с трудом это прогла-тываю. Я не могу потерять контроль. Не могу. Только не сейчас. Только не перед тем, как увижу ее.
Мы выбираемся из машины, и Шайен берет меня за руку. Она не спрашивает, в по-рядке ли я. Какой же чертовски дурацкий вопрос! Ненавижу, когда люди его задают, зная при этом ответ. Вместо него, она спрашивает:
— Ты уверен, что хочешь, чтобы я осталась?
Я притягиваю ее к себе, любя за то, что она спросила, и по-прежнему нуждаясь в ней, потому что самому мне с этим не справиться.
— Останься, — это все, что я говорю, потому что лишь это и могу выдавить. Она пони-мающе кивает. Всегда понимающе, каким бы придурком я ни был.
У меня ужасно дрожат руки, когда мы входим внутрь. Я сплетаю свои пальцы с ее, нуждаясь в поддержке только этой девушки.
— Ох, Кольтон. — Мэгги притягивает меня в свои объятья, но я не обнимаю ее в ответ. У меня нет желания что-либо делать.
Не понимаю. Позавчера с ней все было в порядке. Она смеялась, разговаривала и си-дела на солнышке.
— Что случилось? — выговариваю я.
Мэгги отстраняется.
— Вчера большую часть дня она спала. Ее рвало.
— Почему ты мне не позвонила? — спрашиваю я.
— Она попросила меня не звонить. Сказала, что просто устала. Это ее право, Кольтон.
— Я ее сын, — рычу я. — У меня есть право.
— Сегодня утром приходила еще одна медсестра из хосписа… Они прописали ей еще больше морфина. Он поможет ей справиться с болью.
Она хочет сказать, поможет убить ее.
— Она не хотела их принимать, пока ты не приедешь. Она по-прежнему много спит, но…
Я больше не слушаю, потому что мчусь уже по коридору. К ее комнате. Она испыты-вает ужасную боль, потому что хотела дождаться меня.
Ее голова повернута, глаза устремлены к двери, как только я захожу в комнату.
— Кольтон, — едва шепчет она. Мои ноги прикованы к полу. Я не могу двинуться. Как, черт возьми, она может выглядеть хуже всего за два дня? Как такое может произойти? Она подключена к капельнице внутривенно. Я и раньше видел ее дома в таком состоянии, но сейчас все по-другому.
Мой пульс стучит в ушах. Грудь сдавливает. Это мама. Та, которая все время была ря-дом. Та, которая лишь хотела, чтобы я был счастлив. Что-то представлял из себя. Был лучше нее и отца, и теперь она умирает.
Ее рука вытянута ко мне, ладонь раскрыта.
Черт побери, двигайся, Кольт!
Я чувствую на своем плече руку Шай, подталкивающую меня. Шаг за шагом я подхо-жу к ней.
— Привет, мам. — Мой голос надламывается, и я ненавижу себя за это. За то, что не могу быть сильнее, когда она так нуждается во мне.
— Привет. — От сухости ее губы сильно потрескались, но она все равно умудряется растянуть их в улыбку.