– Россия кишит охотниками за чужим добром, – объяснял хозяин, приглашая Смирнова в просторную, обставленную хорошей мебелью гостиную. – Здесь ни за что нельзя быть спокойным – ни за собственный дом, ни за кошелек, ни за жизнь близких.
Крюков был слегка навеселе. Он плюхнулся на мягкий диван, пригласил гостя последовать его примеру. На столике перед ним пестрели заморскими этикетками бутылки с ромом, джином и виски.
– Надоело водяру хлестать, – незамысловато выразился он, прикладываясь к налитому до половины стакану. – Хочу хоть за столом ковбоем себя почувствовать. Составишь компанию?
Сыщик вежливо отказался.
Он традиционно представился Крюкову журналистом, пишущим на криминальные темы. Тот охотно поверил, согласился поговорить о трагической гибели жены.
В углу гостиной, совершенно не вписываясь в интерьер, стоял новенький рояль; на его крышке – портрет молодой женщины с выпуклыми большими глазами, с улыбкой и ямочками на щеках. Перед портретом в низкой широкой вазе зеленели веточки березы.
– Райка моя любила березки, – борясь с подступившими слезами, вздохнул Николай. – С самого начала весны всегда ставила в воду ветки, ждала, пока распустятся. Я ей на последний день рождения рояль купил, думал, она играть будет... Как считаешь, братуха, она теперь ангелам на небе играет? А? Ну, есть там что-нибудь после смерти?
Смирнов пожал плечами. Крюков налил себе еще джина, не разбавляя, выпил.
– Она в музыкальной студии училась, пять классов закончила! – с гордостью добавил он. – Это я – чурбан необразованный.
Николай быстро пьянел. Сыщик понял, что пора переходить к делу, а то хозяина окончательно развезет.
– Как погибла ваша жена? – стараясь держаться официально, спросил он.
Крюков не рассказал ничего нового: жили они с Райкой душа в душу, а то, что ругались и скандалили, так это нормально. Милые бранятся, только тешатся.
– Стукнуть ее я мог по пьяни, – признался он. – Но не сильно, для острастки. Она же как начнет пилить – святой и тот из себя выйдет! Ревновала, придиралась. Менты ко мне привязались – мол, у вас с женой ладу в семье не было, значит, ты ее и убил. Им лишь бы дело закрыть! По соседям ходили, расспрашивали, а те и рады грязью нас поливать. Зависть – жуткая вещь! У нас вон дом какой – полная чаша; и машина есть. Это ж для них нож в сердце, что какой-то троечник Крюков в люди выбился! Они Райку, бывало, как увидят в новой шубке – зубы в порошок стирают от злости. Когда ее... не стало, все делали вид, будто мне сочувствуют, соболезнования высказывали, а сами втайне торжествовали. Дескать, буржуев Крюковых Бог наказал, пусть знают свое место!
Николай говорил много, захлебываясь от обиды, от неизжитого еще горя. Он сбивался на какие-то мелочи, личные претензии, а Смирнова интересовали подробности того рокового вечера.
– Когда и как вы узнали о смерти Раисы? – спросил он.
– Эх, кабы беду заранее почувствовать! – сокрушался Крюков. – Так нет... ничего похожего. Сидел у друга на вечеринке, пил, гулял, песни дурацкие горланил. Райка мне не сказала, что к родителям поедет, я и не беспокоился. Утром кое-как до дому добрался, а там уж менты поджидают. Повезли меня... тело опознавать. – Он налил себе джина, глотнул. – Это ужас просто... я как увидел, меня наизнанку вывернуло. Не мог поверить, что Райка передо мной! Ну, лицо, конечно, ее... бледное, как бумага, руки ее, ноги... Признал, в общем. Никому не пожелаю пережить такое... Зато похороны я ей устроил царские! И поминки... все Горелово неделю гудело, обсуждали, сколько было коньяка, икры. Мы же с Раисой ребеночка хотели, а оно все по-другому вышло.
– У вашей жены были враги?
Крюков икнул, потянулся за очередной порцией спиртного.
– Бабы завистливые! Не могли Райке простить, что у нее образование – курсы парикмахерские, а живет она лучше их. Может, ее сглазили или порчу какую навели. Ты в колдовство веришь, журналист?
– Не особенно, – честно ответил Всеслав. – А вы?
– Давай на «ты», браток, – предложил Крюков. – Мы, чай, не графья!
– Давай. Ты думаешь, колдовство всему причина?
– Ничего я уже не думаю! Все мои думки за Райкой потянулись, как нитка за иголкой. Горюю я по ней, парень, ох, как горюю! Видать, любил я ее, окаянную, только не понимал этого. Теперь вот понял, да поздно... Когда она жива была, я отчего-то на других девок заглядывался, норовил поухаживать. Каюсь, переспал несколько раз с продажными девицами. После похорон – как отрезало! Глядеть на них с души воротит.
Смирнов перевел взгляд с хозяина на портрет покойной хозяйки. Она весело улыбалась, чуть наклонив голову, смотрела на мужа и гостя и молчала. И ведь не спросишь: «Кто тебя убил, Раиса Ивановна? Кто отнял у тебя молодую жизнь?» Не спросишь. А и спросишь, не ответит, так и будет улыбаться и молчать.
– Как ты считаешь, жена могла тебе изменять? – спросил сыщик у Крюкова.
Тот ошалело уставился на гостя, потянулся к бутылке.
– Ну, ты спросил! – прохрипел. – Такого за моей супружницей не водилось. Если бы узнал...
Николай опрокинул в горло порцию джина, вытер мокрые губы.
– То что бы сделал? – подтолкнул его к ответу Смирнов.
– Отлупил бы как следует, чтобы впредь неповадно было, простил бы. Да, простил! Сам грешен. Мы с Раисой ребеночка хотели...
Мечта о ребеночке, видимо, засела в душе гореловского бизнесмена острой занозой. Слезы потекли по его красным от выпивки, небритым щекам.
– Ты ничего необычного не замечал перед ее смертью? Приблизительно с середины февраля до начала марта?
Крюков напрягся, опьянение мешало ему размышлять. Он долго пыхтел, сдвигал брови, потирал затылок... наконец уловил нужную информацию.
– Кажется, Раиса хвасталась, будто поклонник у нее появился. Странный такой поклонник... он робел к ней подходить и наблюдал издалека. Один раз она его на станции приметила. Впрочем, жена могла все придумать, бабы любят напустить туману, подразнить мужика, чтобы больше ценил, жарче ласкал.
– Как выглядел этот поклонник? – спросил Всеслав. – Она не говорила?
– Я не расспрашивал. Ей-богу, какая разница? Я тогда и внимания на ее болтовню не обратил! Мало ли кто мог на нее пялиться? Посмотрел человек и пошел себе. Бабы из любой мухи слона сделают.
Сыщик решил сменить тему. Он поинтересовался у Крюкова, как идет следствие по делу об убийстве его жены. Что тут началось! Николай возмущенно вопил, размахивал руками и подпрыгивал на диване.
– Никак оно не идет! Ни-как! Соседей обошли, сплетни пособирали и успокоились. Хорошо, что я гулял в гостях у Витьки Сорокина, а то бы меня повязали. Им главное – убийство списать на кого-нибудь, а не разобраться! Я на ментов не надеюсь. У них текучка, неразбериха! Сам ищу! У меня дружок в Москве, в охранном агентстве работает, «Магнус», может, слышал? Он по своим каналам разузнал, что одну девчонку так же зарезали, как и мою жену. Девчонка та медсестрой работала в хирургической клинике. Ходят слухи, будто ее доктор ихний убил, фамилия его Адамов. Понял? Он маньяк! Только это еще доказать надо, для суда. А у меня свой суд будет, короткий и справедливый! – Крюков осекся, погрозил собеседнику пальцем. Он был совсем пьян. – Ты не вздумай про это писать. Я тебе ничего не говорил, а ты не слышал. Тсс-с-сс...
– Почему ты решил, что Раису убил Адамов? – разыграл удивление «журналист». – Он в Москве, она – в Горелове. Какая связь?
– Простая! Этот хи... хирург делал моей жене операцию... пла-стическую... по исправлению формы груди. Райка моя мечтала г-грудь иметь как у голли-вудской звезды. Я, конечно, не ми... миллионер, но на операцию денег дал, не поскупился. Иди, дорогая супруга, к са-мому лучшему до... доктору, плати и становись красавицей! Вот... Рая легла на операцию, все п-прошло отлично. Фамилия того хирурга была Адамов! Я вспомнил, когда мне дружок ее назвал.
– Сколько времени прошло после операции?
Николай совсем плохо соображал, зато не контролировал себя. Это Смирнову оказалось на руку.
– Г-год... – еле ворочая языком, выговорил Крюков.